Озеро тьмы
Шрифт:
— Я должен сказать тебе кое-что еще. Я видел Рассела.
Франческа медленно повернулась, не выпуская из рук цветы. Мартин улыбался торжествующей улыбкой.
— Он ждал тебя, чтобы уйти самому, правда? Должен признаться, я испытал странное чувство, когда его увидел. Он выглядит старше своего возраста, тебе не кажется?
— Не знаю, Мартин.
— Больше, чем на тридцать пять, я думаю. Тебе нравятся кроличьи шубы на мужчинах? В этом сезоне последний крик моды. Могу купить себе такую.
— Значит, Рассел был в кроличьей шубе? — осторожно спросила Франческа.
— Когда я его увидел, то вспомнил, что он с тобою сделал, и мне захотелось выйти из машины и ударить его. Разумеется, я сдержался. Подумал, что ты очень расстроишься. Он пошел в сторону парка или Норд-Серкулар.
— У него
Захватив цветы, они вышли к машине.
— Я немного рассказал родителям о тебе. Боюсь, пришлось чуть-чуть погрешить против истины. Мне показалось, что так будет разумнее.
Ложь зашла уже так далеко, подумала Франческа, что признаться во всем сегодня представлялось невозможным.
— Я дал им понять, что ты уже не живешь с мужем, — сказал Мартин. — Назвал тебя своей невестой.
— Тогда мне нужно кольцо, — заметила Франческа.
— Боюсь, ты не будешь его носить, как не носишь обручального кольца Рассела. Или я должен его купить после твоего развода, чтобы ты надела его в бюро регистрации браков?
Урбаны были точно такими, какими представляла их Франческа, разве что Уолтер Урбан оказался моложе и симпатичнее. Ей он показался довольно привлекательным, и она пыталась представить себя в постели с мужчиной в два раза старше ее. Маргарет Урбан что-то шила из лоскутов, вроде тех чехлов на подушках. Это занятие выглядело утомительным и сложным — нужно было аккуратно сшивать многочисленные восьмиугольники. Франческа не могла понять, зачем миссис Урбан так убивается, поскольку у них, по всей видимости, куча денег, однако сама не отказалась бы от рубашки, сшитой из таких лоскутов. Очень жаль, но у нее нет шансов получить эту рубашку — что бы там ни думали Урбаны.
Они похожи на трех медведей из сказки, подумала Франческа. Она уселась справа от дровяного камина, и Мартин потихоньку сказал ей, что это кресло его матери. Они пили херес — олоросо для миссис Урбан, амонтильядо для Уолтера и «Тио Пепе» для Мартина. Франческа подумала, что должна, как Златовласка, отхлебнуть из каждого бокала, но тоже выбрала «Тио Пепе».
В глубине души она была чрезвычайно удивлена. Старших Урбанов должна расстраивать одна лишь мысль, что их единственный сын (мальчик, над которым буквально тряслись) женится на разведенной женщине с ребенком. Она пыталась разглядеть хотя бы намек на подобные чувства на их лицах и в голосе миссис Урбан, когда та подняла голову от шитья и принялась расспрашивать о Линдси. Ничего. Они вели себя осторожно и лишь подтрунивали над Мартином — вне всякого сомнения, в надежде, что он разочаруется в этой женщине еще до того, как случится непоправимое. Франческа представляла, что именно так будет вести себя сама, если, к ее ужасу, Линдси приведет домой бухгалтера или адвоката и объявит, что собирается за него замуж.
За вторым бокалом хереса Мартин сообщил родителям о покупке квартиры в Суон-Плейс.
— Для Франчески и Линдси, — сказал он.
Интересно, где, по их мнению, она живет теперь, подумала Франческа. Она ожидала, что слова Мартина будут встречены явным неодобрением. По собственному опыту она знала, что родители не любят, когда дети разбрасываются деньгами, даже собственными, но в данном случае это было разумное вложение денег, милое сердцу каждого хорошего бухгалтера. Франческа заметила, что мать Мартина восприняла новость очень спокойно. Она хорошо разбиралась в реакции женщин и поняла, что Маргарет Урбан, мать единственного сына, теперь сможет убедить себя, что если сын и его невеста жили раздельно до свадьбы, то и спать друг с другом до свадьбы они не будут.
— Очень разумная идея, — сказал Уолтер, — купить квартиру, пока цены снова не взлетели. Конечно, ты зарегистрируешь ее как основное жилье?
— Это будет вовсе не его жилье, Уолтер, — вставила миссис Урбан.
Ее муж не обратил внимания на замечание супруги, и Франческа с трудом сдержала улыбку.
— Потому что если квартира в Суон-Плейс будет твоим вторым жильем, то при продаже тебе придется уплатить налог на прирост капитала.
— Знаешь, я совсем забыл об этом, — сказал Мартин. — Кажется, этот налог составляет треть прибыли?
— Тридцать процентов, — уточнил Уолтер.
За ужином они
В субботу после обеда они еще раз поехали в Суон-Плейс, встретились с владельцем, мистером Батлером и, как выразился Мартин, «договаривались о цене» на ковры, шторы, кухонные приборы и обстановку спальни. Потом он повел Франческу на чай в кафе «Луис» в Хэмпстеде. Урбан сказал, что в следующие выходные они поедут покупать ей остальную мебель, какую она захочет, а когда женщина заметила, что может сделать это сама, возразил, что ему тоже хочется участвовать. В конце концов, когда-нибудь это будет и его мебель. Франческе было безразлично, и она уступила, чтобы поскорее покончить с этим разговором. В понедельник она с ним увидится и скажет, что не может бросить Рассела, или затеет грандиозную ссору, и на этом все закончится.
Когда Франческа съела столько слоеных пирожных с кремом и ромовых баб, сколько смогла — было уже поздно изображать аппетит, как у дамы Викторианской эпохи, — Мартин предложил перейти улицу и посмотреть фильм Бунюэля [44] в кинотеатре «Эвримен». Но у Франчески были другие планы. Если Голди из квартиры наверху согласится присмотреть за Линдси, она бы сходила в паб с Тимом. Женщина сказала, что ей нужно возвращаться к дочери, потому что Рассел ужинает с издателем и еще каким-то человеком, который может заинтересоваться съемками телевизионного фильма по «Железному кокону». Этот предлог ей подсказал Тим, и она была рада возможности воспользоваться им.
44
Бунюэль, Луис (1900–1983) — испанский кинорежиссер, один из крупнейших представителей сюрреализма в кинематографии.
Мартин, естественно, довез ее до Фортис-Грин-лейн. Ей снова пришлось прятаться в боковом входе. После понедельника, подумала она, ноги ее больше не будет в Финчли.
10 февраля, 11 февраля… Скоро все закончится. Франческа пыталась придумать не слишком жестокий способ порвать с Мартином. Обсуждать это с Тимом смысла не было, поскольку он посоветовал бы сказать голую правду, причем чем грубее, тем лучше.
В понедельник, 12 февраля, Урбан вошел в магазин без пятнадцати шесть. В последний раз, подумала Франческа, это в последний раз, и рассеянно поцеловала его. Она не стала заморачиваться с розовым панбархатом или бордовым крепом, а надела свою любимую одежду: лоскутную юбку, венгерскую крестьянскую блузку, а поверх нее кардиган, а также сапоги на шнуровке, в которых было очень удобно целый день ходить в магазине, что бы о них ни думал Мартин.
— Мне очень жаль, дорогая, но до ужина я должен заскочить к своему адвокату, чтобы взглянуть на контракт. Ты же не возражаешь, правда?
Франческа не особенно возражала. Она не стала бы протестовать, даже если бы они весь вечер провели у его адвоката. Единственное, что ее интересовало, — как вымостить дорожку, которая навсегда уведет ее из жизни Мартина. Возможно, лучше всего устроить ссору за ужином или воспользоваться идеей, которая пришла ей в голову утром. Нужно заявить, что она беременна и что ребенок от Рассела, и поэтому она вынуждена остаться с ним, разве не так? Франческа считала, что сможет разыграть этот сценарий. Самое большое его достоинство состояло в том, что он не унижал Мартина и даже не лишал его иллюзий. Франческа была аморальной и жадной, но не совсем уж бессердечной. Иногда Мартин напоминал ей большую добрую собаку, например, ньюфаундленда, которую можно сдать в «Баттерсийский дом собак» [45] , но ударить просто не поднимется рука. Она постарается отделаться от него как можно мягче, причем — Франческа это признавала — не только ради него, но и ради себя. Она ненавидела скандалы, взаимные обвинения, суету.
45
Лондонский центр для бездомных собак и кошек.