Ожерелье королевы
Шрифт:
– О нет, что касается меня, я так не сказал бы! – воскликнул кардинал почти искренним тоном. – Я питаю к вам весьма сильные чувства. Так что не стоит писать меня в одну строку с вами.
– Ах, монсеньор, давайте будем уважать друг друга настолько, чтобы можно было говорить друг другу правду.
– И какова же эта правда?
– Нас связывают узы, не менее сильные, чем любовь.
– Какие?
– Корысть.
– Корысть? Фи, графиня!
– Ваше высокопреосвященство, я отвечу вам тем же, что нормандский крестьянин сказал сыну про виселицу:
– Ну хорошо, графиня. Предположим, что мы оба корыстны. Но как я могу способствовать вашим интересам, а вы моим?
– Прежде всего, ваше высокопреосвященство, меня так и подмывает устроить вам сцену.
– Так устраивайте, графиня.
– Вы не выказали мне доверия, а следовательно, и уважения.
– Я? Но когда же это было?
– Когда? Не станете же вы отрицать, что ловко вытянули из меня сведения, которые я сама умирала от желания сообщить вам.
– Какие сведения? О чем?
– О том, что некой высокопоставленной даме нравится некая вещь. И вы теперь можете удовлетворить ее желание иметь эту вещь, не сказав мне об этом.
– Вытянул сведения, догадался о желании некой дамы иметь некую вещь, удовлетворил это ее желание! Право, графиня, вы говорите загадками, точно сфинкс! Я вижу пока женскую головку и шею, но львиных когтей не увидел. Похоже, вы мне сейчас продемонстрируете их. Ну что ж.
– Ничего я вам, монсеньор, не буду демонстрировать, поскольку вы сами ничего не желаете видеть, я просто дам вам разгадку. Сведения – это то, что я узнала в Версале, дама – это королева. И для удовлетворения ее желания вы вчера купили у господ Бемера и Босанжа их знаменитое ожерелье.
– Графиня! – вздрогнув, выдавил побледневший кардинал.
Жанна взглянула на него чистыми глазами.
– Ну что вы смотрите на меня с таким ужасом? – спросила она. – Разве вы вчера не заключили сделку с придворными ювелирами?
Роганы никогда не лгут, даже женщинам. Поэтому кардинал промолчал.
Но он покраснел, а это такая обида, какую ни один мужчина не прощает женщине, ставшей ее причиной, и поэтому Жанна поспешила взять г-на де Рогана за руку.
– Простите, принц, – сказала она, – мне не терпелось показать вам, что вы заблуждаетесь на мой счет. Вы ведь считали меня глупой и скверной?
– О графиня!
И наконец…
– Ни слова больше! Позвольте теперь сказать мне. Быть может, я сумею убедить вас, потому что отныне ясно вижу, с кем имею дело. Я ожидал найти в вас красивую, умную женщину, очаровательную возлюбленную, но нашел гораздо большее. Послушайте.
Жанна придвинулась к кардиналу, и рука ее все так же оставалась между его ладонями.
– Вы согласились стать моей любовницей, не любя меня. Вы только что сами сказали мне это, – продолжал г-н де Роган.
– И повторяю еще раз, – бросила Жанна.
– Итак, у вас есть цель?
– Разумеется.
– И какова же она, графиня?
– Вам нужно,
– Нет, мне она и так ясна. Вы хотите способствовать моей фортуне. А разве не ясно, что как только моя фортуна будет сделана, я первым делом позабочусь сделать вашу? Так это, или я заблуждаюсь?
– Вы не заблуждаетесь, ваше высокопреосвященство, все именно так. И поверьте мне в одном: я следовала к этой цели без неприязни и отвращения, дорога была приятной.
– Вы очень любезны, графиня, и говорить с вами о делах – одно удовольствие. Начнем с того, что вы угадали совершенно точно. Вам известно, что я питаю к некой особе почтительную привязанность?
– Да, принц, я заметила это на балу в Опере.
– Эта привязанность всегда будет безответной. Не дай мне Бог когда-нибудь поверить в противное!
– Королева иногда становится просто женщиной, – заметила графиня, – а вы, насколько мне известно, заслуживаете не меньшего, чем кардинал Мазарини [118] .
118
Мазарини, Джулио (1602–1661) – первый министр Франции, был морганатическим супругом Анны Австрийской, матери Людовика XIV и регентши Франции во время малолетства последнего.
– Он был весьма привлекательный мужчина, – улыбнувшись, бросил г-н де Роган.
– И превосходный первый министр, – совершенно невозмутимо заключила Жанна.
– Графиня, с вами думать и высказываться – излишний труд. Вы думаете и высказываетесь за ваших друзей. Да, я очень хочу стать первым министром. К этому меня побуждает все: и мое происхождение, и знание дел, и определенная благожелательность, каковую выказывают мне кое-какие иностранные дворы, и любовь, которую питает ко мне французский народ.
– Одним словом, все, кроме одного, – заметила графиня.
– Вы имеете в виду неприязнь?
– Да, неприязнь королевы. И эта ее неприязнь – поистине неодолимое препятствие. То, что нравится королеве, в конце концов начинает нравиться королю; то, что ненавистно ей, он отвергает с порога.
– А я ей ненавистен?
– О!
– Будем откровенны, графиня. Я не думаю, что вам следует останавливаться на полпути.
– Ну что ж, монсеньор, королева не терпит вас.
– В таком случае, на мне можно ставить крест. У меня остается только ожерелье.
– А вот тут, принц, вполне возможно, что вы ошибаетесь.
– Но ожерелье-то уже куплено!
– По крайней мере королева убедится, что, хоть она и не любит вас, вы любите ее.
– О графиня!
– Монсеньор, но мы же уговорились называть вещи их именами.
– Ну, хорошо. Так вы говорите, что не теряете надежды увидеть меня в один прекрасный день первым министром?
– Я убеждена, что так и будет.
– Я остался бы весьма недоволен собой, если бы не спросил, что я должен буду сделать для вас.