Ожерелье королевы

Дюма-отец Александр

«Он приехал с этой стороны! Не из Версаля, а из Парижа, – подумал Оливье. – Он приехал один и завтра приедет опять, потому что ему назначили новую встречу. И до завтра мне придется безмолвно глотать не слезы, нет, но кровь, струящуюся из самого сердца. А завтрашнего дня мне не пережить – или я подлец и никогда не любил».

– Ну, ну, полно, – проговорил он, тихонько похлопав себя по груди: так наездник похлопывает шею скакуна. – Спокойствие и сила: испытание еще не кончилось.

С этими словами он бросил

вокруг последний взгляд и отвел глаза от дворца, опасаясь увидеть там освещенное окно коварной королевы: свет в ее окне был бы еще одной постыдной ложью.

Освещенное окно означает, что в комнате кто-то есть. Но зачем лгать, когда обладаешь правом на бесстыдство и бесчестье, когда тебе осталось совсем немного, чтобы от тайного позора дойти до публичного скандала?

Окно королевы было освещено.

– Она хочет, чтобы все думали, будто она у себя в опочивальне, пока она встречается с любовником в парке! Право, у нее не осталось ни чести, ни совести, – с горькой иронией заметил Шарни. – Воистину, наша королева оказывает нам честь своим притворством! Впрочем, может быть, она боится рассердить супруга.

И Шарни, до боли стиснув кулаки, размеренной поступью направился к своему дому.

– Они сказали «до завтра»! – добавил молодой человек, взбираясь на балкон. – Да, все мы встретимся завтра, потому что завтра на свидании нас окажется четверо, ваше величество!

10. Женщина и королева

На другой день повторилось то же самое. Ровно в полночь калитка отворилась. Появились две женщины.

Так в арабских сказках, в назначенный час, повинуясь волшебному кольцу, являются духи.

Шарни был преисполнен решимости; этим вечером он желал узнать счастливца, который взыскан вниманием королевы. Верный своим привычкам, хоть и не слишком давно усвоенным, он шел, прячась за деревьями; но, дойдя до места, где вот уже два вечера встречались влюбленные, он никого там не увидел.

Спутница ее величества вела королеву к купальне Аполлона.

Эта новая мука сразила Шарни, объятого невыносимой тоской. Простодушный и честный, он не думал, что преступление зайдет так далеко.

Улыбаясь и перешептываясь с подругой, королева приблизилась к темному убежищу; на пороге, раскрыв объятия, поджидал высокородный незнакомец.

Она вошла и простерла руки ему навстречу. Железная решетка замкнулась за ними.

Сообщница осталась снаружи; она оперлась о полуразрушенную колонну, сплошь увитую листвой.

Шарни плохо рассчитал свои силы. Подобного потрясения он не мог вынести. Но в миг, когда он готов был броситься на сообщницу королевы, сорвать с нее маску, увидеть ее лицо, осыпать ее проклятиями, а может быть, и задушить, – кровь застучала у него в висках и он задохнулся от ярости.

Он упал на траву,

и из груди его вырвался хриплый вздох, на мгновение настороживший сводницу, которая караулила у входа в купальню Аполлона.

У него открылась рана, началось внутреннее кровоизлияние; его душила дурнота.

Холодная роса, мокрая земля и острое ощущение горя вернули Шарни к жизни.

Пошатываясь, он встал на ноги, огляделся, вспомнил все и принялся за поиски.

Наперсница исчезла, из купальни не доносилось ни звука. Часы в Версале пробили два раза: обморок Шарни был долгим.

Ужасное видение, несомненно, уже исчезло: королева, любовник и прислужница их успели скрыться. Шарни легко убедился в этом, выглянув из-за стены и увидев недавние следы кавалера, который удалился из парка.

Эти следы да несколько обломанных веток у ограды, окружавшей купальню Аполлона, – вот и все улики, которыми располагал бедняга Шарни.

Всю ночь он метался в бреду. Утро не принесло ему успокоения.

Бледный как смерть, постаревший на десять лет, он кликнул лакея и велел подать костюм из черного бархата – так одевались зажиточные люди, принадлежавшие к третьему сословию.

Мрачный, безгласный, он затаил свою боль поглубже в сердце и пошел к Трианону; было около десяти часов утра – время смены караула.

Королева выходила из часовни после мессы.

На ее пути почтительно склонялись головы и шпаги.

Шарни заметил, что несколько дам покраснели от досады, видя, как хороша собой королева.

И в самом деле, она была хороша. Прекрасные волосы, зачесанные вверх на висках, тонкие черты лица, улыбающиеся губы, усталые, но сияющие лаской и кротостью глаза…

Внезапно в самом конце шеренги придворных она заметила Шарни. Мария Антуанетта покрылась румянцем и тихонько вскрикнула от неожиданности.

Шарни не склонил головы. Он продолжал глядеть на королеву, и в его взгляде она прочла новое горе. Мария Антуанетта подошла к нему.

– Я думала, что вы у себя в имении, господин де Шарни, – строго сказала она.

– Я приехал оттуда, – отвечал он кратко и почти нелюбезно.

Королева, от которой никогда не ускользали малейшие оттенки, изумленно посмотрела на него.

Обменявшись с Шарни почти враждебными словами и взглядами, она обратилась к дамам.

– Добрый день, графиня, – ласково сказала она г-же де Ламотт, улыбнувшись ей, как близкой подруге.

Шарни содрогнулся. Он весь обратился в зрение.

Жанна отвернулась, смущенная королевской милостью.

Шарни следил за ней с настойчивостью безумца, пока она снова не повернулась к нему лицом.

Потом он обошел вокруг нее, изучая ее походку.

Приветливо кивая направо и налево, королева краем глаза следила за маневрами обоих наблюдателей.