Ожерелье королевы
Шрифт:
– Дом в парке, любовные дела, воображение? Сударь, мы играем в загадки, но разгадкой владеете вы один.
– Второго такого скрытного чудовища свет не видывал! – с досадой вскричал отец. – Никогда не видел, чтобы кто-нибудь запирался с таким обидным упорством! Можно подумать, ты боишься, что я тебя выдам. Забавно!
– Сударь! – вне себя простонал Филипп.
– Ладно, ладно! Оставь свои тайны при себе, а тайну своего местопребывания оставь в егермейстерском доме.
– Я, по-вашему, жил в егермейстерском доме?
– А тайну своих ночных прогулок
– Мои ночные прогулки?.. – бледнея, прошептал Филипп.
– А тайну сладких, как мед, поцелуев дари цветочкам и росе.
– Сударь, – взревел Филипп, пьянея от неистовой ревности, – извольте замолчать!
– Будет, будет, я только напоминаю тебе твои же дела. Я ведь сказал, что мне все известно! А ты в этом сомневался? Черт возьми, мог бы сразу мне поверить. Твоя близость с королевой, твои попытки, что были встречены столь благосклонно, твои прогулки в купальню Аполлона – да это счастье и довольство для всех нас! Так не бойся меня, Филипп, доверься мне.
– Сударь, вы внушаете мне ужас! – воскликнул Филипп, закрывая лицо руками.
И в самом деле, несчастный Филипп испытывал ужас перед человеком, который выставил на обозрение все его раны и, не довольствуясь тем, что обнажил их, беспощадно разбередил их и углубил. Да, он испытывал ужас перед человеком, который приписывал ему счастье его соперника и, воображая, будто льстит ему, нещадно терзал его этим чужим счастьем.
Все, что барон узнал и о чем догадался, все, что злопыхатели приписывали г-ну де Рогану, а люди, лучше осведомленные, г-ну де Шарни, – все это старик отнес на счет своего сына. Он полагал, что королева любит Филиппа и что Филипп мало-помалу украдкой возносится к самым высотам королевских милостей. В этом и заключалось полное довольство, от которого вот уже несколько недель росло брюшко г-на де Таверне.
Завидев эту новую трясину бесчестья, Филипп содрогнулся при мысли, что в нее толкает его единственный человек, который должен был бы не меньше его дорожить честью семьи. Удар был настолько жесток, что он застыл, оглушенный, не находя слов, меж тем как барон с небывалым пылом продолжал молоть языком.
– Да, мастерски ты обделал дело, – говорил он, – всех сбил со следа. Сегодня я в полусотне взглядов прочел: «Это Роган», в доброй сотне: «Это Шарни!» Две сотни сказали мне: «Это Роган и Шарни!» И ни в одном, слышишь ли, ни в одном не было написано: «Это Таверне». Повторяю тебе, ты мастерски обделал дело, и это самый скромный из комплиментов, которые я готов тебе принести. Впрочем, это делает честь вам обоим, мой дорогой. Ей – потому что она тебя выбрала. Тебе – потому что она у тебя в руках.
Филипп, которого эти похвалы привели в ярость, испепелял безжалостного старика негодующим взглядом, предвещавшим грозу, как вдруг во дворе особняка послышался стук кареты, и внимание Филиппа привлекли странный шум и беготня.
Слышно было, как Шампань крикнул:
– Барышня! Барышня приехала!
И несколько голосов подхватило:
– Барышня!
– Какая барышня? – спросил Таверне. – Что
– Это сестра! – прошептал изумленный Филипп, узнавший Андреа, которая выходила из кареты, освещенная факелом привратника.
– Ваша сестра? – переспросил старик. – Андреа? Неужели?
Вошедший Шампань подтвердил слова Филиппа.
– Сударь, – сказал он Филиппу, – мадемуазель ваша сестра ждет вас в будуаре, смежном с большой гостиной; она желает с вами побеседовать.
– Пойдемте к ней! – вскричал барон.
– Она хочет видеть меня, – возразил Филипп с поклоном. – С вашего позволения, я пойду к ней первый.
В тот же миг во двор с шумом въехала вторая карета.
– Черт побери, еще кто-то приехал! – пробормотал барон. – Ну и вечер! Сплошные приключения.
– Его сиятельство граф Оливье де Шарни! – крикнул голос привратника, обращавшегося к лакею.
– Проводите графа в гостиную, – сказал Шампаню Филипп, – его примет господин барон. А я иду к сестре, в будуар.
Двое мужчин медленно спустились по лестнице. «Зачем сюда явился граф де Шарни?!» – гадал Филипп.
«Зачем приехала Андреа?» – раздумывал барон.
28. Отец и невеста
Гостиная была расположена в передней части особняка на первом этаже. Налево от нее находился будуар, оттуда можно было выйти на лестницу, которая вела в покои Андреа.
Направо была расположена малая гостиная, смежная с большой.
Филипп быстро вошел в будуар, где ждала сестра. Еще в вестибюле он ускорил шаги: ему не терпелось обнять свою любимицу.
Не успел он отворить двойную дверь будуара, как Андреа бросилась ему на шею и расцеловала его, вся так и лучась радостью, от которой Филипп, печальный влюбленный и несчастный брат, давно отвык.
– Силы небесные, что с тобой случилось? – спросил молодой человек у Андреа.
– Радость! Большая радость, брат!
– И ты вернулась, чтобы со мной поделиться?
– Я вернулась навсегда! – воскликнула Андреа в порыве восторга, и голос ее зазвенел на весь дом.
– Тише, тише, сестричка, – сказал Филипп, – эти стены отвыкли от радости; кроме того, в гостиную, от которой нас отделяет эта дверь, сейчас придет человек, который может тебя услышать.
– Человек? Какой человек? – удивилась Андреа.
– Послушай, – отозвался Филипп.
– Его сиятельство граф де Шарни. – возвестил лакей, вводивший Оливье из малой гостиной в большую.
– Это он! Это он! – вскричала Андреа и с новой силой стала осыпать брата поцелуями. – Иди же к нему! Уж я-то знаю, зачем он приехал!
– Ты знаешь?
– Еще бы мне не знать! Я даже вспомнила, что одежда моя в беспорядке, а поскольку я предвижу, что скоро и мне придется пожаловать в гостиную, чтобы услышать своими ушами то, что собирается сказать господин де Шарни…
– Ты не шутишь, дорогая Андреа?
– Слушай, слушай, Филипп, и пусти меня: я пойду к себе в комнаты. Королева увезла меня так неожиданно! Пойду и сменю монастырское платье на наряд… невесты.