Ожерелье раздора (Софья Палеолог и великий князь Иван III)
Шрифт:
Это уже можно было считать большим достижением, и Софья на некоторое время успокоилась. Она отлично знала, что нельзя погонять лошадей слишком ретиво. К тому же оба они с мужем были заняты большим событием – свадьбой дочери Елены, которую отдавали за литовского короля Александра. Это была любимая дочь Софьи – разве только Василия она любила больше Елены. Ах, как хотелось, чтобы судьба дочери в чужом краю сложилась счастливо! Софья извелась в мыслях о ее будущей жизни – словно чувствовала, что этот династический брак, осложненный разницей религий (родители настрого запретили Елене переходить в католичество,
А тут еще Москва горела – страшно горела!
Не последней заботой была и ссора Ивана Васильевича с братом, угличским князем Андреем Васильевичем. Князь Андрей не послал свою дружину на подмогу Менгли-Гирею, союзнику великого князя, и Иван так осердился, что сгноил брата, прозванного отныне Горяем, в темнице. Та же участь постигла его сыновей.
Эта история снова напугала Софью. Уж, казалось бы, она отлично знала человека, с которым прожила столько лет в любви и согласии, а все же порою он поворачивался самой неожиданной для нее стороной. Проявлял необъяснимую, варварскую жестокость. Надо быть осторожнее с ним. Иван Васильевич не терпел, когда к его воле относились пренебрежительно. Только безусловная покорность поможет Софье добиться своего!
Она и была сама покорность. И видела, что Иван Васильевич все чаще задумчиво поглядывает на Василия. Как бы оценивает его. И как бы одобряет…
И вдруг весть – как гром среди ясного неба: великий князь окончательно решил передать великокняжеский московский стол Дмитрию.
Произошло это во время поездки Ивана Васильевича в Новгород. В поездке его сопровождал Дмитрий и верные ему люди.
«Опоили! Лишили разума!» – вновь начали роиться в голове Софьи привычные мысли.
Ах, опоили? Ну а что, если и ей попробовать пойти тем же путем, каким пошли ее враги?
Самые верные великой княгине слуги и служанки искали по Москве ворожеек, которые взялись бы сварить зелье, убивающее человека наповал и не оставляющее при этом следов. Тем временем Василий и преданные ему люди решили бежать из Москвы на Белоозеро, где так и хранилась государственная казна, и захватить ее. Если Дмитрий умрет, можно будет воротиться в Москву. Если же у великой княгини ничего не получится, то княжич прихватит казну и бежит в Литву.
Софья забыла главное правило лукавых византийцев: удается только тот заговор, который хранится в тайне до последнего мгновения.
Увы… кто-то подслушал их с Василием разговоры. Кто-то донес об этом Елене Волошанке, в которой уже видели мать-государыню. Волошанка мгновенно отправила гонца к свекру с доносом, представив дело так, что первой жертвой заговора должен был пасть именно он, великий князь…
Иван Васильевич знал, насколько всепоглощающе любила Софья сына. Он иной раз даже ревновал к этой материнской любви, понимая, что сын всецело царит в сердце матери. И сейчас князь вполне дал волю не только обиде на свое неблагодарное семейство, но и этой неразумной ревности.
…Первыми слетели головы тех, кто помогали Василию устраивать побег. Некоторых из них вовсе четвертовали на льду Москвы-реки. В прорубях были утоплены лихие женки-ворожейки, найденные по воле великого князя.
Василий и Софья ждали своего смертного часа. Пока их держали
Кого? Елена была слишком умна, чтобы называть свое имя. Однако намеков в этом направлении было сделано более чем достаточно! Волошанка позаботилась, чтобы все они дошли до ушей Софьи, и ни один не достиг бы слуха великого князя. Она боялась спугнуть дичь прежде времени. Но не сомневалась в успехе! Особенно после того, как Дмитрий Иванович был объявлен наследником престола.
О, это был миг великого торжества Елены!
Однако Елена была слишком умна, чтобы выразить свое злорадство открыто. Она видела, что вспыльчивый, но отходчивый Иван Васильевич вновь исполнился жалости к мятежной жене. Он был однолюб, ему было невыносимо жить без ее близости и любви. «Да, – подумала Елена Волошанка, – кажется, с казнью грекини и новой свадьбой великого князя придется повременить…»
Ну что ж, Елена кое-чему научилась в общении с вечно улыбчивой свекровью. Она тоже прилепила улыбку себе на уста и ничем не выражала неприязни к великой княгине. Ничего, утешала она себя, в конце концов, свекор – уже глубокий старик (Ивану Васильевичу было в это время 58 лет, однако Елене очень хотелось считать его дряхлым старцем!), он на свете не заживется. Надо только подождать.
Единственное, в чем она позволила себе выразить свое торжество и победу, было вышиванье красочной, роскошной пелены, которую она собиралась подарить какому-нибудь богатому храму. На этой пелене Елена вышила великого князя рядом с внуком его Димитрием, поодаль – сыновей Ивана Васильевича, а уж совсем вдали – фигуры Софьи и Василия. Себя Елена изобразила тоже рядом со свекром. И над их головами были изображены нимбы. То ли святые стоят, то ли молодые под венцами… Так Волошанка выдала свои самые тайные, самые сокровенные мечты.
Когда эту пелену увидала Софья, она только усмехнулась печально. Ее уже не могли уязвить такие мелкие бабьи пакости. Спасибо, что Волошанка их с Василием изобразила рядом… Да, в ревности, которую великий князь испытывал к сыну, было зерно истины. Софья была из тех женщин, которые страстно и преданно могут любить лишь одного мужчину.
Сына или мужа. Только не обоих. Одного!
Она когда-то без памяти любила мужа, но слишком много обид привнесли бурные волны жизни в их отношения. Слишком много осталось недоговоренным, невыясненным, непрощенным. Теперь вся страсть ее души, вся преданность, весь ум, хитрость, лукавство – все принадлежало лишь Василию.
Софья уже почти смирилась с тем, что потерпела поражение. Однако судьба распорядилась иначе. Волошанка сама себе напакостила, да как!..
Уверясь, что отныне она все равно что государева мать, Елена стала интересоваться делами великого княжества, подражая в этом Софье. Однако она была хоть и хитра, да упряма, она всячески подчеркивала дружеские отношения великого князя с господарем Стефаном, своим отцом, который вел непрерывную войну с Литвой. В эту войну Волошанка пыталась вовлечь и Ивана Васильевича. А ведь его дочь была замужем за литовским королем Александром!