Ожесточение

Исаев Руслан

Султан вышел из кабинета. Ноги слегка тряслись. Он чувствовал себя так, как будто прошел по горам десять километров с дедом Вахитом и его баранами.

Спектакль. Весна 2010 года, среда, вечер

– Как спектакль, Салман?

– Очень интересный. Женщины уже дома, сели попить чаю в гостевом доме. Мы засекли машину наблюдения по дороге в театр. Черный мерседес. Перехватили их на повороте с Вознесенского на Декабристов в сторону театра. Два человека, я сразу понял - опытные: водитель даже не шелохнулся, руки на руле. Старший даже усмехнулся, хотя был раздражен, что они так лопухнулись. Хотя, может, и картину

гнал. Может быть, срисовали нас, хотя мы были на трех машинах. Я ему объяснил, что либо он все по-честному докладывает, и тогда уезжает на своей машине, либо уезжает на другой машине в морг на свое вскрытие.

– Он серьезно отнесся?

Салман обиделся:

– Люди мне верят. Почему он должен мне не доверять? Он подумал секунду и спокойно показал удостоверение. Группа "Антитеррор". Полковник Сергей Пластинин.

– Он спросил, кто вы такие?

– Он знал, кто я, я сразу понял. Я для проверки спросил: "Наши корочки показать?" Он сказал, не нужно, он уверен, что все, кого он видит - это сотрудники МВД в командировке в Питере и что у всех есть разрешение на ношение оружия. Сказал, что у них есть информация, что националисты готовят серию нападений на членов семей крупных предпринимателей с Кавказа и Средней Азии, поэтому у него задание выявлять возможные цели и сопровождать.

– Как интересно. Получается, полковник "А" вечером катается по городу и сопровождает жен предпринимателей в театр.

– Я сказал, что мы тоже имеем такую информацию и решим своими силами. Он пожал плечами, сказал "помощь населения правоохранительным органам - это большое счастье". У меня было ощущение, что у него не было личного интереса. Он был на службе, не на заказе. Попросил только убрать пальцы с крючков. А то, говорит, вот так у него боец подозреваемого убил. Говорит, раздался громкий звук, боец на спуск и нажал. Он из тех, кто в разговор затягивает как в кисель, и больше было ничего не вытащить. Понятно, что все писалось и из их машины, и из нашей. Один наш экипаж поехал женщин сопровождать до театра, там ничего необычного. В театре прямо рядом с ними был один мой русский парень, опытный, надежный. Пока мы разговоры разговаривали, спектакль начался. Мне было интересно, что эти два джентльмена будут делать после того, как мы разъедемся. Они на небольшой скорости проехали площадь. Зара поставила машину так, что ее нельзя было увидеть по их проезду. Ушли по набережной Фонтанки. Больше мы наблюдения не обнаружили.

– Зара заказывала билеты по интернету. Кто угодно мог знать, что они будут в театре. Последние годы мы стали жить прямо как обычные люди. Особенно женщины, они всегда надеются, что уже все закончилось. Женщинам удалось остаться нормальными, а, Ахмед?

Ахмед, молчавший все время, сказал в обычной своей манере:

– Жену с подругами нельзя спокойно в театр отправить. Разве мы за это воевали, а, Мага? Дирижировал хоть Гергиев, Салман?

– Это кто такой?
– спросил Салман, - Магомед не давал указания за ним проследить.

***

Черный мерседес медленно проехал театральную площадь. Белого бентли не было видно, но это больше не важно. Экипаж чучмеков следовал за ними, теперь не скрываясь.

– Давай в сторону Фонтанки. Там оторвись от них.

Водитель кивнул. На повороте на набережную Фонтанки была небольшая пробочка, и он легко оторвался. Пиликнула рация.

– Всех срисовали?
– спросил Сергей.

– Да, устанавливаем личности и место жительства.

Водитель

сделал еще несколько поворотов, убедились, что хвоста нет.

Глава 6 Смущение отца Федора

Терпение отца Федора

Каким будет поколение, воспитанное без религиозных доктрин? В начале ХХ века этот вопрос очень волновал философов и отцов психоанализа. Сразу поставили эксперимент. Россия - это такое специальное место, где проводятся крупные общественные эксперименты. Поколение русских, выросшее в Советском Союзе после Второй мировой войны и до 1990-х годов было совершенно свободно от религиозных доктрин.

Причем это поколение было именно свободно от любой религиозной пропаганды, в том числе и атеистической - она уже была не нужна. Время воинствующих безбожников 1920-х годов уже прошло. Церкви, мечети были разрушены и взорваны. Не отказавшиеся от веры сотнями тысяч сгинули в лагерях. В 1930-х годах была найдена важная интонация: уцелевшие храмы признали объектами культурного наследия. В 1940-х была найдена еще одна важная интонация: вопрос веры может стоять только для неграмотных, темных, несовременных людей. Христианство ушло в катакомбы личных домов и квартир. Верующие в катакомбных церквях поняли, что настали времена последние.

Очень важно: слово Бог писали с маленькой буквы. Это тонко. И главное тут - не неуважение, а непризнание личного начала. С точки зрения воинствующего атеиста необходимо говорить о Боге не как о субъекте, о как об объекте. Как можно молиться не Личности, а закону или силе? Можно просить Аполлона послать удачу, обращаться за помощью к Отцу, просить прощения у Всемилостивого, но нельзя молиться Року или просить помощи у Книги Судеб. Любой закон или сила поддаются изучению и познанию. Следовательно, подвластен человеку.

Вырастало уже второе поколение. Обсуждение религиозных тем было почти неприличным. Религиозность стала сначала свидетельством темноты и неграмотности, потом духовного убожества, а в конце, к 60-м годам - почти психического отклонения. Отклонение от нормы плохо переносится, пугает большинство людей. Религиозный дискурс велся на уровне "Гагарин летал на небо и никого не видел". Люди этого поколения не были ни верующими, ни атеистами. Атеист - это тоже убеждение. Теперь вообще Вопрос не стоял.

Очень важно: следовать любым церковным обрядам было позорно, постыдно. Это нужно было скрывать. Здесь опять же тонкая грань: за исполнением обряда следовали вполне весомые репрессии. Например, за крещение ребенка могли уволить с работы. За высказанное в разговоре с коллегами мнение о пользе проповеди Христа или Мохаммеда уже можно было отправиться в тюрьму. Где в презрении к церковным обрядам проходила грань убеждения и простого страха, маскирующегося под убеждения?

История прихода отца Федора к Церкви была следующей: когда он учился на пятом курсе университета, ему дали Библию на одну ночь почитать. Евангелие от Матфея он читал в ночь, которая определила его жизненный путь. Он прочитал Нагорную проповедь и поверил. Полистал и другие книги, но сразу вошло именно это - Евангелие от Матфея и особенно Нагорная проповедь. Он был под впечатлением несколько дней, и даже поговорить было не с кем. А это нужно обсуждать, нужно рассказывать людям о том, что он узнал. Рядом с общежитием была небольшая церковь. Он никогда не был до этого в церкви. Кроме экскурсий в музей религии и атеизма в Казанском соборе и посещения "памятников культуры" вроде Кремлевских соборов и Исакия. Была ранняя весна, начало Великого Поста, еще далеко до Пасхи. Впрочем, тогда он не знал ничего про Великий пост. На входе в церквушку лужа талого снега, в церкви было душно от горящих свечей. Старушки какие-то. При коммунистах в церковь ходило мало народа.