Ожидание (три повести об одном и том же)
Шрифт:
– Ну, не такой уж вы старый, – возражает ему Васька.
– Старый не старый, а к большому делу не горазд. Я же ж на этом море и тралмастером плавал, и капитаном, и даже председателем сидел сразу после войны. Тогда у нас не колхоз был, а трофейный музей. На каких только диковинных кораблях не рыбалили! Даже на румынском торпедном катере. Сейчас наш колхоз океанскую флотилию приобрёл. Первым с Чёрного моря в Африку побежит. – Старик замирал с лопатой, смотрел в камышовую тень, должно быть, вспоминал свои дальние плавания. Варька смеялась над Васькой. Кричала:
– Лягушачий
Красивая Варька девчонка.
Соседская Нинка, поливая ему горячую воду, ворчала:
– Вы б отдыхали. Чего вам? Другие курортники в белых рубашках, а вы всегда грязный.
– Некрасивый? – спрашивал Васька.
Нинка мяла губы в стеснении, потом говорила с хитростью:
– Рабочая грязь красоты не портит… Но ведь зачем вам?
– Для смеха, – отвечал Васька… – Чтобы смешнее…
– Да ну вас, – сердилась Нинка. – Не хотите со мной разговаривать, тогда и не смейтесь.
Васька жил в Ленинграде. Его отец работал на заводе инженером. Но Васька ни разу не был там. Мама тоже работала на заводе, и Васька много раз пытался представить её цех и всё думал, почему в больших городах труд человеческий спрятан за такие высокие стены.
Ваське нравился этот чистый старательный городок, у которого, в отличие от больших городов, все дела и заботы наружу. Даже нелюбопытные в этом смысле курортники знали, чем болеют на консервном заводе или в рыбацком колхозе. Когда лампочки в домах тлели красным накалом, все говорили и сетовали на то, что у паровой турбины подтёрся подпятник – пора бы его заменить. Все знали, что консервный завод отобрал у рыбколхоза катера, которые он давал в аренду, чтобы посылать их в береговые колхозы за вишней и ранними фруктами. Ваське нравилось встречать занятых делом людей.
Здесь не было праздногуляющих. Курортники – те не в счет, они не принадлежат к этому городу, они лишь временно пользуются его гостеприимством.
Взрослые в этом городе называли его Василий.
Ребята говорили – Вася.
И только Варька-Сонета не называла его по имени. Варька всегда отворачивалась, когда он бежал мимо свай.
СЛАВКА РАЗГОВАРИВАЕТ С ОТЦОМ НА СЕРЬЁЗНЫЕ ТЕМЫ
Славка лежал на диване. Сон к нему не шёл, гулял за тёмными окнами.
Отец пришёл поздно.
Славка слышал, как бабка Мария кормила его ужином в кухне.
Слышал, как отец вошёл в комнату, тихо и осторожно ступая. Скрипнул стул – значит, сел работать.
Отец долго чертил за своим столом, считал на линейке и кусал карандаш. Иногда он крутил настройку приёмника, ловил тихую музыку и снова принимался чертить.
Славка сидел на диване, укутавшись в одеяло. Он понимал, что взрослый, занятый человек может быть одиноким и что одиночество это во много раз тяжелее, чем его, Славкино.
Так они и сидели, два одиноких человека. И оба очень хотели, чтобы это упрямое одиночество кто-нибудь из них нарушил. И оба не решались это сделать.
Славка уснул сидя. Отец разбудил его.
– Хватит нам играть
– Давай, – сказал Славка.
– Знаешь, – сказал отец, – всё это чепуха… Давай поговорим о деле. Ты думаешь, элеватор – обыкновенное сооружение для хранения зерна? Большой амбар? Зря ты так думаешь…
Славка вылез из одеяла. Во-первых, потому, что он никогда так не думал, во-вторых, потому, что отец никогда не разговаривал с ним на такие серьёзные темы.
– Гляди, – отец вытащил из кармана завалявшееся зерно пшеницы. – А оно живое. Живёт и дышит. Его нужно защитить от всяких врагов – паразитов. И оно долго будет жить. Сто лет и пятьсот лет. Потом его можно посадить, и оно прорастёт и даст колос. И даст новую жизнь…
Отец махнул рукой, скинул туфли и лёг на свою кровать, лицом к стене.
Славка тоже лёг. Он всё удивлялся и радовался этому разговору. И вдруг он подумал, что, вероятно, отец не раз пытался говорить с мамой о своей работе и, наверно, вот так же махал рукой под конец, не увидев в маминых сонных глазах интереса. Славка соскочил с дивана и полез к отцу на кровать.
– Знаешь рыбзавод? – спросил он.
– Ну, знаю.
– На этот завод селёдку из Мурманска присылают, чтобы коптить… Почему?
– Наверно, своей рыбы мало, – ответил отец.
Славка потряс головой.
– Правильно. У колхоза плавучих средств не хватает.
Славка слышал отцовское дыхание. Чувствовал его тепло и запах табака.
– Кто тебе сказал? – спросил отец.
– Дед сказал… А когда новая флотилия прибудет, у завода всё равно с сырьем окажется недостача, – помолчав, заговорил Славка. – Слишком большой завод для этого места построили. Не подумали.
– А это тебе кто сказал? – спросил отец.
– Дед, кто…
Отец легонько спихнул Славку с кровати.
– Ладно, – сказал он. – Иди. Спи.
НАВЕРХУ, ГДЕ ВЕТЕР
На следующий день отец повёл Славку на элеватор. Он показал ему всё: силосные помещения, где хранится зерно, те самые серые башни и пространства между башнями – звёздочки, в которых тоже хранят зерно, транспортёры, которые пересыпают зерно из силоса в силос. Зерно летело по трубам, поднималось в ковшах. Лежало тихо. И его сторожили чуткие автоматы, которые построил отец. Они следили, чтобы зерно не задохлось или, наоборот, не стало дышать слишком сильно.
Отец показал бетонные козырьки-навесы. Они были похожи на крылья. Под эти крылья могло заехать машин пятьдесят с одной стороны и пятьдесят – с другой. Они висели в воздухе без колонн и подпорок.
– Напряжённая сбалансированная конструкция, – объяснял отец. – Она как бы сама себя держит. Обжимает несущее сооружение, словно вцепляется в него… – Рассказывая, отец краснел и смущался. И ему даже как будто не хватало воздуха, чтобы дышать. Может быть, поэтому он повел Славку на самый верх, на крышу, где парной воздух сгущался и уходил к морю, подхваченный степными полынными ветрами.