Ожидая тебя
Шрифт:
— Он ее не заслуживает, — запротестовал Клуни. На самом деле он был рад — столько забот свалится с хрупких плеч его дорогой Мери, когда вернется Джек! А когда счастлива Мери, счастлив и Клуни. Ведь это так просто!
— Клуни? — окликнул его Клэнси, снова устраиваясь между рожками люстры.
— Ты видел, что Шерлок улыбнулся, услышав, что Мери убьет Джека? Как ты думаешь, почему он улыбнулся?
Глава 11
Джек натянул поводья и остановил большого черного жеребца на вершине холма, на том самом месте, где его
Отсюда началась его долгая и трудная дорога к взрослению. Он тогда намеренно не прислушивался к своему сердцу, гасил в себе чувства. И обеими руками схватился за цинизм, как тонущий хватается за соломинку. И держался за него пять долгих, мучительных лет.
То были годы, когда он отказывался думать. Отказывался чувствовать.
Он решил, что ему не нужны ни дружба, ни любовь. Он отмел даже ненависть в пользу ежедневной погони за тем единственным, которое, как ему казалось, было необходимо. За деньгами.
Когда же борьба стала для него важнее, чем жизнь? Когда он превратился в того человека, каким нынче стал? Когда уподобился пустой раковине, наполняющейся банкнотами и недвижимостью? За деньги он покупал информацию, дававшую ему силу, равную… ну, уж конечно, не счастью.
Счастье — это ребенок, бросающий камешки в ручей. Счастье — это лежать на спине на свежескошенной траве и придумывать, на что похожи проплывающие над головой облака. Счастье — смотреть, как Кипп учит Мери фехтовать. Джек смеялся до слез, наблюдая, как озорная девчонка, отвлекая Киппа на какой-нибудь пустяк, втыкает ему прямо в сердце тупую рапиру.
Счастье — это Колтрейн-Хаус, такой, каким он хотел его помнить.
Счастье — это Колтрейн-Хаус, такой, каким Джек Колтрейн его сделает: он так много работал лишь для того, чтобы восстановить усадьбу. Жаль только, что Клэнси и Клуни уже нет в живых и они не станут частью его будущего, ведь в них заключалась большая часть его счастья в прежние времена. Они покинули его, так же как он покинул их.
Слишком поздно. Он вернулся слишком поздно. Он был так захвачен своими планами, что упустил действительно важное. Да, Колтрейн-Хаус — это важно. Но какой ценой?
Неужели намерение спасти Колтрейн-Хаус было достаточным, чтобы покинуть любимых и дорогих на целых пять лет, наблюдая за ними издалека? Неужели слишком долгое невозвращение лишило его шанса на счастье?
Джек вздохнул, услышав, как подъехал Уолтер.
— Судя по топографическому описанию, которое ты мне дал, — произнес Уолтер, — и принимая во внимание логику действий зеленого юнца, у которого волос на голове было больше, чем ума, ты прав: именно это место является отправной точкой твоего юношеского позора.
— Иди ты к дьяволу, Уолтер, — небрежно бросил Джек и улыбнулся. Но улыбка была печальной. — Ты бы видел, друг, какой мы тогда устроили кавардак: все кричат, куда-то бегут. Кипп старается быть одновременно в трех местах. Хани рыдает, орет и колотит барона своим деревянным башмаком. А я, идиот, пытаюсь остановить испуганных лошадей. А потом откуда-то, будто с неба, сваливается Мери… — Джек опустил голову, прикусив губу. — Господи, я тогда подумал, что она мертва.
— А когда
— В запальчивости я мог сказать или сделать что угодно. А уж если выпью… — признался Джек, глядя на своего компаньона. Уолтер был великолепен. Другого слова не придумаешь. Высокий, широкоплечий, с темной кожей, благородным орлиным носом и черными как ночь, но с тонкими ниточками седины волосами, ниспадавшими на плечи. Его коричневый сюртук ловко сидел на нем. Простой галстук, коричневый жилет, темно-коричневые брюки обтягивали железные мускулы бедер. Уолтер был одновременно похож на банкира и дикаря, на боксера и премьер-министра, на разбойника и священника.
— Это верно. Ты достаточно сказал, будучи пьяным. Ты просил меня, в случае если твой отец еще жив, содрать с него шкуру — медленно и тупым ножом, — как только мы ступим на землю Англии, — сказал Уолтер, с удовольствием нюхая в петлице бутоньерку. — Но сейчас, когда он умер, я довольствуюсь тем, что помочусь на его могилу. Хочешь ко мне присоединиться?
— Я не заслуживаю твоей дружбы, — сказал Джек улыбаясь. — Если честно, друг, бывают моменты, когда ты меня по-настоящему пугаешь.
— Это все мой великий ум, — царственно улыбнулся Уолтер, склонив набок голову, принимая похвалу Джека. — Один мой вид иногда нагоняет на людей суеверный страх. А сейчас, полагаю, настало время расстаться. Отправляйся в Колтрейн-Хаус к своей невесте. — Одним быстрым и изящным движением он соскочил с двуколки. — Я останусь здесь, дам отдохнуть лошадям и обдумаю, каково мое место в этой маленькой судьбоносной точке вселенной.
— А кто же будет защищать мой тыл? Кипп сказал мне, что Мери меня презирает. — Джек снял шляпу, потом снова надел ее немного набекрень. — Помня характер Мери и зная, что Шерлок явно рассказал ей о моем прибытии, я уверен, что поскачу навстречу своей смерти. Хотя сдается мне, тебя это не слишком волнует.
Уолтер, привязав лошадь, уселся верхом на подгнившее бревно — то самое, которым Джек пользовался много лет назад, когда был Рыцарем Ночи, — и улыбнулся Джеку.
— У тебя есть преимущество — внезапность. Она знает, что наступление началось, но поскольку ты не сообщил Шерлоку точную дату приезда, она не знает, когда конкретно тебя ждать. Она нервничает, страшится встречи. Не спит, не знает, как поступить, беспокоится. А когда раздастся клич войны и прорежет воздух своим пронзительным звуком, она сделает одно из двух: либо примерзнет к земле и не сможет двинуться с места…
— Либо?.. — подсказал Джек, потому что Уолтер наклонился, чтобы снова понюхать в петлице букетик.
— Либо сделает в тебе огромную дырку. Другими словами, мой друг, будь осторожен, ладно? Я очень к тебе привязался, только не могу вспомнить, по какой именно причине. А-а, погоди. Вспомнил одну: у тебя доброе сердце, Джек. Но беда в том, что несколько лет назад ты спрятал его не туда, куда надо. Скачи вниз с холма и, может, ты его найдешь.
— Не знал, Уолтер, что ты такой романтик, — сказал Джек, поерзав в седле. — Я увижу тебя через час или два?