Ожившая сказка
Шрифт:
Крис энергично зацарапал карандашом. Я взглянул на свой листок и нахмурился.
— Прошу прощения, — поднял я руку, привлекая внимание мистера Чжана, — мне кажется, в моём задании используется какой-то другой язык.
— Разве английский — не ваш родной язык?
Ну конечно же родной. Королевский английский, если быть точным. Но эти письмена были какими-то странными — сплошь чёрточки, закорючки и цепочки, в которых извивались буквы С и О, словно лапки и усы насекомых.
Учитель вздохнул.
— Тогда просто напишите три вещи, которые вы знаете о химии.
Я достал карандаш из кожаной сумки, которую носил с собой в школу.
1. Глаз тритона и дыхание
2. Очищенный сок незабудки восстановит потерянную память.
3. Никогда не следует облизывать ложку.
После того, как мы сдали свои ответы, я почувствовал гордость за себя: не зря я провёл столько времени в хижине волшебника Орвилла, наблюдая за приготовлением отваров.
Мне удалось высидеть целый урок, кивая и делая пометки, как учила меня Делайла, хотя я никак не мог понять, в чём смысл таблицы, если она периодическая, а не постоянная. Учитель всё говорил, а я позволил себе отвлечься, с удивлением оглядывая класс. Кроме Криса я тут не знал никого. В этом мире было так много людей, словно кто-то вырезал их из дерева, как игрушки. В моей книге всегда было ровно тридцать человек, и это число не менялась. Для меня тут всё было ново: порядки, одежда, лица. У впереди сидевшей девушки было кольцо в носу, как у быков для пахоты в нашем замке. У другого юноши к рюкзаку была привязана доска на колёсах, словно он был готов в любой момент улизнуть из класса. Слева от меня сидела другая девушка: вместо конспекта урока в тетради у неё был представлен целый водоворот изображений — должно быть, она была в некотором роде художницей.
Прозвенел звонок, заставивший меня вздрогнуть. Кажется, это был своего рода сигнал: все встали и стали собираться.
Крис повернулся ко мне, застёгивая свой рюкзак, и продолжил разговор:
— А что заставило твою семью переехать?
Честно говоря, я не знал. После того, как я осознал, что Эдгар теперь занял моё место в книге, чтобы стать настоящим, мне нужно было для начала успешно выдать себя за мальчика, чью жизнь я украл. Это значило убедить Джессамин Джейкобс, автора сказки и мать Эдгара, в том, что я — её сын, что само по себе было проблематично, учитывая то, что мать как никто другой знает своего ребёнка, ведь она была с ним с самых первых дней его жизни. Уже были моменты, когда наш план должен был вот-вот провалиться. Джессамин могла надолго уставиться на меня, гадая, не шучу ли я. Один раз она что-то искала в шкафу в комнате Эдгара. И каждый вечер за ужином интересовалась, всё ли со мной в порядке, потому что я был словно сам не свой. Да, большое испытание, но куда серьёзнее было осознать, что этот незнакомый мне мир был просто огромным, гораздо больше, чем мои шестьдесят страниц: возлюбленная, ради которой я отдал всё, жила в четырёх часах езды от моего нового дома. Мне нужно было убедить Джессамин перебраться в город Делайлы — так, как сделал бы Эдгар. Целыми неделями я приводил весомые аргументы в пользу переезда (Чистый воздух! Меня пронзил стрелой Амур! В этом городе самые лучшие школы!), и одним утром Джессамин вдруг объявила, что идея переехать в Нью-Гэмпшир, в общем-то, хорошая. До сих пор не могу понять, что же заставило её поменять своё мнение. Я просто был очень рад, что всё, в итоге, обернулось именно таким образом.
— Моя мама, э-э-э, занимается фрилансом. Она редактор и может работать из любого уголка, так что она была готова к переезду. Ну а ты?
— Отцу предложили здесь работу, а мама пришла в восторг при мысли о том, что дети будут больше находиться на свежем воздухе, — поделился он. — Детройт —
— Формально — три месяца, — ответил я.
— У-у-у, серьёзно?
— Признаться, я стараюсь быть проще. Когда я с серьёзными намерениями предложил ей руку и сердце, она была не очень рада. Она захотела ходить на какие-то свидания.
Крис взглянул на меня.
— Напомни — откуда ты родом?
— Уэллфлит. Тебе удалось встретить настоящую любовь?
— Учебный год только начался, — рассмеялся Крис. — Пока что у меня только один друг — ты.
Мы вышли с ним в коридор, а затем повернули к лестнице.
— У меня химия с Бэйрд, — ответил Крис. — Хоть она и одевается во всё чёрное и хранит камни у себя в столе. Её тут все прозвали ведьмой.
— Правда? Почему же тогда она не преподаёт алхимию нам всем?
— Ты странный, чувак, — улыбнулся Крис, — но с тобой весело. Ещё увидимся.
Он спустился по лестнице, а я повернулся, чуть было не столкнувшись с человеком, которого так хотел встретить.
— Джеймс, — позвал я, но тот даже не посмотрел в мою сторону, продолжив свой путь наверх. — Постой.
— Честно говоря, сегодня ты уже сказал достаточно.
— Но это было не то, — я подождал, пока он остановится и обернётся. — Я не хотел тебя обидеть, — река школьников расступалась вокруг нас, словно мы были валунами на пути её течения. Я думал о том, что всё на свете отдал бы за то, чтобы быть с Делайлой, что без неё я не чувствовал себя целым. — Великие дела не зависят от роста. В своей стране я знавал великанов, для которых огромный рост стал, скорее, насмешкой ввиду отсутствия ума.
— В твоей стране — это в какой, интересно? В Небыляндии?
— Можно и так сказать.
Джеймс долго изучал меня, словно пробуя на прочность мою искренность. Наконец он кивнул.
— Тебе стоит подумать о членстве в нашем клубе. Нам нужны такие союзники, как ты, — он открепил от лямки рюкзака значок клуба и прикрепил его мне на грудь, словно рыцарскую медаль.
Джеймс обернулся через плечо, поднимаясь по лестнице дальше:
— Прости, что испортил тебе лицо, — он осклабился, — слишком уж красивое.
???
В аудитории 322 женщина с седыми кудрявыми волосами, написав на белой доске своё имя, мисс Пингри, обернулась, когда вновь прозвенел звонок, и со светлой улыбкой оглядела каждого из нас.
— Что значит имя? — спросила она. — Роза пахнет розой, / Хоть розой назови её, хоть нет. / Ромео под любым названьем был бы / Тем верхом совершенств, какой он есть. / Зовись иначе как-нибудь, Ромео…
Класс ёрзал и зевал, игнорируя блестящее исполнение. Но я узнаю талант, когда вижу его… И даже я знал, откуда эта цитата. Она была из одной книги Рапскуллио, которую любила перечитывать королева Морин — самая классическая из всех классических историй о любви.
Мисс Пингри замолчала, и я вскочил на ноги, не добежав до неё пару метров по центральному проходу. Я встал на одно колено, признаваясь в своей бессмертной любви:
— О, по рукам! — мой британский акцент вернул себе свободу. — Теперь я твой избранник! / Я новое крещение приму, / Чтоб только называться по-другому.
Она раскрыла рот, а её щёки покраснели. На секунду она потеряла дар речи. Без сомнения, тому виной был мой выход.
— Так-так, — наконец, сумела произнести она, — кажется, небеса услышали мои молитвы и наконец-то послали мне достойного ученика. Вы любите Шекспира?