Ожившие кошмары (сборник)
Шрифт:
Я забралась на одну из скамей и свернулась на ней калачиком, пытаясь хоть как-то избавиться от холода. На полу остались следы крови, смазанной лентой тянувшиеся от самого алтаря. Может быть, так я умру гораздо раньше, — пронеслось в голове. — Засну и медленно выпущу свою душу вместе с кровью. Это будет не так страшно».
Но потом внутри меня что-то содрогнулось. Нет, мне нельзя умирать! Нужно бежать как можно дальше… Нужно… Нужно уби… Убежать…
Во сне меня мучили кошмары. Я видела искаженное лицо Дотти, а потом смотрела на себя в зеркало, и мое лицо приобретало такую же кошмарную ухмыляющуюся гримасу. Мне снился лес,
Вечерело. Багровые лучи постепенно гасли, оставляя последние кровавые следы на стенах. Церковь заполнялась тенями. Они пробирались по белым стенам, волнами накатывали на скамьи, тянулись к алтарю. Мрак исходил отовсюду, и только несколько свечек нервно колыхались впереди, окрашивая пространство огненно-рыжими красками. Было тихо и одиноко.
Когда стало понятно, что за окном опустилась глубокая ночь, я чуть было не поддалась глупой и нечестивой надежде. Может, их всех уже пожрало то самое зло, и меня теперь никто не тронет? Я тут же одернула себя за такие черные мысли, но не могла не признать, что на мгновение почувствовала облегчение. Но потом…
Потом я вдруг вообразила, каково это — остаться здесь совсем одной, связанной, истекающей кровью, один на один с неизвестным мне существом.
Дверь справа скрипнула и приоткрылась. Я вздрогнула и тут же развернулась в ту сторону. Там было темно. В проходе едва ли можно было различить лестницу, ведущую к звоннице. Было тихо. Дверь немного покачалась и замерла. Я судорожно выдохнула, присматриваясь.
За окном дунул ветер, и что-то влажно ударило в стекло. Я обернулась, но ничего не увидела. Я щурилась, пытаясь вглядеться во тьму с той стороны, как ощутила на затылке чей-то пристальный взгляд. Он шел от открывшейся двери. Тяжелый и жуткий.
С трудом сглотнув сухую слюну, я медленно повернула голову. Пустота. А потом вдруг топот. Частый топот бегущих по лестнице ног. Я вжалась в спинку скамьи и открыла рот в безмолвном крике. Топот удалялся. Он летел все выше и выше, а потом оборвался грозным гулом большого колокола. Он завибрировал над моей головой, загудел, запел низким басом, раскатисто несущимся по всей церкви. Я задрожала ему в такт, слезы покатились по моим щекам. Динь-дон. Динь-дон.
В звоннице раздался заливистый смех. Я закрыла руками уши и закричала. Мой собственный голос оглушил меня, но смех не прервался. Он спускался все ниже и ниже, под мерный топот и ровный гул. Топ-дон-топ-дон.
Я вскочила на ноги и принялась судорожно дергать веревку, падая, ударяясь о дерево скамьи, но продолжая неистовые попытки выбраться. Кто-то остановился у двери. Раздался медленный мучительный скрип. В глупой ничтожной попытке я нырнула под скамью и застыла, разглядывая появившиеся в проеме знакомые сапоги.
— Твои мучения терзают мое сердце, — произнес отец Генри, медленно подходя ближе. Услышав его голос, я отчего-то не испугалась, а наоборот, возблагодарила
Мужчина склонился и заглянул под скамью.
— Я знаю, что тебе страшно, но я помогу. Доверься мне. Давай, я помогу тебе выбраться, — он протянул мне руку, и я ухватилась за нее так, словно это другой человек собирался изгонять из меня демонов.
— Ввы…ввы… слышали? — заикаясь, пробормотала я, пока он помогал мне выбраться. — Смех, — удивленно ответила я. — Такой… громкий…
— Ах это, — он помрачнел. — Да, я слышал, как ты смеялась.
— Я?! — У меня упало сердце. — Клянусь, отец Генри, это была не я. Смеялись там, в звоннице.
Он покачал головой.
— Я ударил в колокол, чтобы призвать всех к церкви, а потом спустился вниз, услышав твой голос.
— Клевета! — выкрикнула я, не в силах совладать с ужасом. — Вы нарочно меня оболгали! Вы все это нарочно! Это вы! Вы!..
Он тяжело вздохнул и неторопливо побрел к алтарю.
— Вы ничего мне не ответите? — всхлипнув, спросила я.
— Я уже сказал тебе, Сара, твои мучения скоро окончатся.
Меня захлестнула злость. Такая жгучая и бешеная, что мое дыхание сорвалось. Мерзавец! Он же убьет меня!
Я рванулась вперед и со всей возможной силы налетела на отца Генри. С криком мы полетели на пол. Раздался глухой удар, и из его рта вырвался болезненный стон. Я заметила капли крови на каменном полу, но не стала уповать на чудо. Мужчина захрипел подо мной и попытался скинуть меня наземь. Я зубами вцепилась ему в шею и сжала челюсти до адской боли. Он орал и чертыхался, дергал руками и ногами, но при каждом его движении я старалась сделать укус глубже и болезненнее. В рот мне заливалась его горячая кровь. Меня замутило, в лицо ударил жар, и потом вдруг вытошнило прямо ему на плечо.
Он тут же сбросил меня на пол, но боль не дала ему сил подняться. Я оказалась быстрее. Тут же вскочив на ноги, я кинулась на него, обхватывая в кулаки свою собственную веревку. Накинув ее на его потную скользкую шею, я стала тянуть изо всех сил. Он трепыхался, как рыбешка. Такой беспомощный, такой напуганный, такой… жалкий.
Даже когда он замер и затих, я еще долго продолжала стягивать веревку. В висках у меня стучало, сердце бешено колотилось в груди, а руки тряслись от страха и напряжения. Когда я, наконец, его отпустила и тело со стуком повалилось на пол, на моих ладонях остались стертые кровавые следы.
Я осела наземь, прислонилась спиной к алтарю и посмотрела на мертвеца перед собой. Неужели я и впрямь это сделала? Неужели я… такое чудовище?! Меня захлестнули рыдания. Слезы лились по щекам, я икала, совсем как невоспитанная девка, и шмыгала носом. Из меня вылетали короткие несвязные извинения, и все казалось, что вот сейчас отец Генри поднимется и посмотрит на меня своими ясными голубыми глазами. Но он не поднимался.
Мой плач прервал шум. Над головой вновь загудели колокола, за дверью раздались шаги и приглушенные голоса людей, а за ними донеслось мерзкое ехидное хихиканье. Я в ужасе вскочила на ноги. Нужно бежать! Я огляделась, и мой взгляд вдруг упал на колыхающиеся огоньки свечей. Ну конечно! Я поднесла руки поближе, с трудом дотягиваясь до слабого огня. Он лишь слегка подпалил веревку и обдал мою кожу жаром, но его силы не хватало, чтобы сжечь ее совсем.