Оживший камень

Кас Маркус

Не то чтобы он меня отчитывал, но в тоне Воронцова проскальзывало сомнение.

Меня репутация Вознесенского не волновала. Толку жалеть о том, что не исправить. По сути плевать, кто как ко мне относится. Но не когда это мешает решению задач, как сейчас.

Сенатор внука своего лучшего друга всегда любил и оберегал. Но относился соответствующе, как к шаловливому ребенку.

Нам принесли свежесваренный кофе, прямо в турке, от которой исходил волшебный аромат. Слуга расставлял на столике крошечные чашки, воду и восточные

сладости, а я воспользовался этой паузой, чтобы выстроить дальнейший разговор.

Как убедить умудренного госслужащего, знающего тебя с младенчества, что ты больше не взбалмошный юнец?

Да никак.

Только дурак поверит на слово в данной ситуации.

Оставалось лишь взять авансом его готовность помочь и отдать затем с лихвой. Когда приведу особняк и деда в порядок, без лишних слов поймет. Будущее меня заботило больше, чем сиюминутная положительная оценка.

— Я хочу помочь деду, — безжалостно надавил я на больное после того, как слуга ушел. — Для этого мне необходимо уточнить некоторые юридические моменты. Но какие именно, мне бы тоже не хотелось обсуждать.

Вряд ли сенатор в курсе, что особняк вот-вот заберут. Патриарх со своей гордостью никогда бы не рассказал о подобном. Но и этот момент таким образом можно прояснить.

Судя по выражению лица графа, о закладной он не знал. Ему было больно за друга из-за моих слов, но не более. Укор в его взгляде я стойко перенес.

Выдержал я и тяжелое молчание, пока сенатор раздумывал, пристально глядя мне в глаза. Он снова раскурил трубку и комнату наполнил аромат хорошего табака.

Воронцов поднялся, распахнул окно, поглядел недолго на волнующуюся реку. Обещанный синоптиками ветер крепчал, принося с собой крики чаек и запахи тины.

— Скрытный ты стал, Саша, — устало сказал он. — Но вижу — уже решил, а значит сделаешь, что бы ни задумал. Вот уж семейный характер, упрямство Вознесенских… Весь в деда пошел.

Сенатор подошел к рабочему столу, взял мобильный и какое-то время искал там нужное, перебирая варианты и качая головой. Наконец довольно кивнул, взял листок и выписал туда нужный контакт.

Передал мне, но из рук не спешил отпускать, тихо спросив:

— Как он там, Саша?

— Уже лучше, Христофор Георгиевич, гораздо лучше, — улыбнулся я, вспомнив как вчера вечером дед бодро раздавал нам советы.

Я потянул на себя записку и Воронцов её удивленно отпустил, даже не заметил что крепко держал. Усмехнулся и неожиданно тепло поделился:

— Представь себе, Лука мне письма пишет, по-старинке. На гербовой бумаге, с личной восковой печатью на конверте. Я всё пытался убедить его воспользоваться современным способом, — он кивнул на мобильник. — Но без толку. А потом привык и теперь радуюсь каждый раз, когда весточку получаю. Что-то в этом всё таки есть.

Я молчал, не нарушая его порыв к такому личному откровению.

— Мы давно не виделись,

в визитах он отказывает, да я и перестал предлагать. Слишком уж хорошо его знаю. Не хочет он, чтобы кто-то видел, во что… Ну ладно, иди, Саша. Иди, делай то, что задумал. О твоем визите юриста я предупрежу, чтобы в лучшем виде всё сделал.

— Благодарю вас, Христофор Георгиевич.

— Иди, иди… — рассеянно повторил сенатор и отвернулся к окну.

Разбередил я его чувства, но ничего, эта печаль пройдет. Скоро встретятся с дедом, да вспомнят веселые времена.

Мой путь лежал к зданию двенадцати коллегий, где находилась и нужная мне, юстиц-коллегия. Это было совсем недалеко, как раз на другой стороне реки, но я вызвал такси, чтобы поторопить решение вопроса.

Пока ехал, попробовал найти информацию о юристе.

Михаил Алексеевич Казаринов, титулярный советник.

Эфир про него ничего не знал, кроме приписки к юстиц-коллегии. Никаких громких дел с его участием или упоминаний в светской хронике. Но в рекомендации Воронцова я был уверен, так что не стал сразу делать выводов. Вполне вероятно, что это неизвестный пока ещё талант. Сенатор умел таких находить.

Заодно выяснил и про титулярного советника. Чин невысокий, тем не менее показывающий, что дело своё юрист знал.

Юстиц-коллегия встретила меня таким гомоном и беготней, что я опешил на несколько секунд. Юристы в моем представлении были спокойными, степенными и уж точно не такими шумными.

Происходило явно что-то неординарное.

За справочной стойкой никого не было, а отловить спешащих куда-то людей было непростой задачей. В итоге я не очень воспитанно схватил молодого парня за локоть и попытался выяснить, что происходит.

— Ну так внеурочное заседание комиссии по пересмотру коллежских мест! — выпалил он и дернулся, чтобы убежать.

— Где мне найти титулярного советника Казаринова?

— Вон там! — он указал на стену позади меня, где висели стенды со списками, извернулся и сбежал.

И как я их не заметил? Хотя в таком хаосе и собственного носа не видно. Я изучил списки, нашел нужное и, немного поплутав по коридорам, добрался до нужного кабинета.

Не слишком надеясь, что юрист на месте, постучал и зашел.

Меня ожидало сразу два сюрприза.

Первый — это размер помещения, больше похожего на кладовую. Обстановка крайне скудная, самый простой стол, два покривившихся от времени стула и повсюду коробки с бумагами.

Второй — возраст хозяина кабинета. Совсем молодой, не старше меня нынешнего. Взлохмаченные волосы, худощавый и бледный. Но остром носу болтались очки, а на рубашке красовалось пятно. Форменный сюртук висел на гвозде.

— Михаил Алексеевич? — неверяще спросил я.

Возможно, это его секретарь или помощник…