Ожоги
Шрифт:
Никто не обратил на меня внимания и в вестибюле. Старшая консьержка, а вместе с ней пятеро или шестеро постояльцев, сидели, вперившись в телевизор, на экране которого разворачивалась душераздирающая сцена, и мне удалось проскользнуть к лестнице незамеченной. Дальше я помчалась через две ступеньки, а потом неслышной трусцой по коридору к двери Элины. Дверь была закрыта. Я подергала ручку — заперто; негромко постучала — никакого ответа. Тогда я постучала сильнее, но голоса не подала — если она меня узнает, то еще двадцать четыре часа будет изображать из себя спящего опоссума.
Наконец она закричала хриплым со сна
— Убирайся ты, безмозглая сучка, я тоже имею право выспаться.
Я продолжала стучать до тех пор, пока она не открыла. Увидев меня, она сделала попытку сразу же захлопнуть дверь, но ничего не вышло — я успела пройти в комнату.
— Извини, дорогая тетушка, что потревожила, — сказала я с нежнейшей улыбкой. — Но, по-моему, ты рискуешь назвать безмозглой сучкой старшую консьержку. Это, знаешь ли…
— Виктория, радость моя, что ты здесь делаешь?
— Пришла повидаться с любимой тетушкой. У меня плохие новости, это касается Сериз.
Она смотрела на меня непонимающе, почти с невинным видом. Фиолетовая ночная сорочка все еще была нестирана, от нее исходил удушающий запах пота, смешанный с кислым перегаром. Я подошла к окну и попыталась открыть его — тщетно, слишком уж старательная рука поработала над ним. Я присела на кровать. Пружины изношенного матраса жалобно скрипнули, и одна из них вонзилась мне в ягодицу.
— Сериз? — недоуменно раскрыла глаза Элина. — А что с ней, моя радость?
— Она мертва, — торжественно заявила я. — Полиция вызвала меня сегодня ночью, чтобы опознать тело.
— Мертва? — повторила она громким шепотом. Лицо ее менялось на глазах, от безразличного до оскорбленного — мне показалось, она не знала, что именно нужно изобразить; где-то в промежутке я уловила и мимолетное выражение хитрецы. В конце концов по ее венозным щекам скатилось несколько слезинок. — Виктория, это нехорошо — врываться к людям с такой новостью. Я надеюсь, ты еще не успела обрушить это печальное известие на Церлину? Габриеле было бы за тебя стыдно. Правда, стыдно. А я-то думала, ты приглядываешь за бедной малышкой. Почему ты позволила Сериз сбежать и погибнуть, скажи на милость? — Было видно, что она изо всех сил старается изобразить гнев праведный.
— А она меня не спросилась. Когда я вернулась за ней в клинику, она уже исчезла. Я позвонила копам и попросила поискать ее, но город велик, и работы у них полно. Так вот она и умерла на дне шахты лифта на строительном участке от передозировки наркотика.
Элина поджала губы и покачала головой.
— Это ужасно, детка, просто ужасно! Не выношу, когда на меня обрушиваются такие новости. А теперь уйди, я должна надо всем подумать. И как я скажу об этом Церлине? Спасибо, детка, что потрудилась поставить меня в известность, а теперь иди. Мне нужно побыть одной.
Я стояла и смотрела на нее, держа на лице ту же ласковую улыбку.
— Я сейчас уйду, Элина. Но сначала ты скажешь мне, что вы с Сериз задумали? Какой трюк?
Она выпрямилась и взглянула на меня с видом оскорбленного достоинства.
— Какой еще трюк, детка? О чем ты говоришь?
— А такой, чтобы вытянуть деньги. Ведь вы вместе это придумали, правда?
— Виктория! Бедная девочка еще остыть не успела, а ты уже порочишь ее память. Что бы сказала на это Габриела! — Она нервно запахнула ночную рубашку.
Нет, вы только подумайте, она
— Она бы сказала: «Элина, надо говорить правду. Это трудно, но зато потом хорошо себя чувствуешь». — Габриела верила в очистительную силу признания.
— Как бы там ни было… я не знаю, о чем ты говоришь.
Я покачала головой.
— Нехорошо, Элина. Вы с Сериз явились ко мне тогда ночью с этой историей о пропавшем ребенке. Потом вы обе испарились, должно быть, застеснялись. Если бы вы беспокоились о девочке, уж нашли бы способ со мной связаться.
— Должно быть, у Сериз не было твоего номера телефона. А может, она забыла твое имя.
— Это меня не удивляет. Но от нее только и требовалось — дождаться меня в клинике доктора Хершель, и вот она я — преданная, честная, настойчивая, или как там гласит скаутский девиз? Но у вас было на уме что-то свое. Иначе почему бы ты так упорно отказывалась назвать мне фамилию Церлины?
— Просто не хотела, чтобы ты беспокоила ее.
— Ага, точно… А в прошлую среду ты шантажировала ее: сказала, что нельзя держать ребенка в «Копьях Индианы». Хотела заработать на бутылку, да? Гнусно, тетушка, но эта твоя гнусность спасла девочке жизнь. В воскресенье, когда вы ко мне заявились, ты знала, что Церлина отослала девочку. Я хочу знать, черт побери, что вы задумали и зачем втянули меня в это дело?
Я так распалилась от собственных слов, что даже вскочила на ноги.
Глаза тетки наполнились слезами.
— Оставь меня, Виктория Ифигения. Выйди отсюда! Мне жаль, что я пришла к тебе после того пожара. Ты чертова зазнайка, не уважающая старших. Можешь считать своей собственностью весь Чикаго, но это моя комната, и, если ты не уйдешь, я позову полицию.
Я оглядела комнату, и мой гнев уступил место чувству безнадежности и стыда. Господи, ну как она вызовет полицию, ведь у нее даже телефона нет! Единственное, что у нее есть, — полиэтиленовый пакет и провонявшая ночная сорочка. Я сморгнула слезу, повернулась и вышла. За моей спиной в двери повернулся ключ.
У выхода та парочка уже не ругалась из-за кота, а мирилась за бутылочкой «риппла». Я медленно пошла к машине, села и сгорбилась за рулем. На душе было так тяжко, что и двигаться не хотелось.
Глава 18
НЕТ, ОН НЕ ДОНАЛЬД ТРАМП [17]
Больше всего на свете мне хотелось очутиться сейчас в каком-нибудь отдаленном уголке земного шара, где человеческие невзгоды предстают не в таком обнаженном виде. Можно, конечно, — из-за недостатка средств — закрыться в своей квартире и на месяц залечь в постель. Но ссуда за квартиру еще не выплачена, значит, счета будут приходить и возвращаться в банк неоплаченными, и очень скоро я тоже окажусь перед лицом неприкрытой бедности и засяду за бутылочкой «риппла», чтобы выбросить все из головы. Я нажала на акселератор и поехала на север, туда, где помещалась контора Сола Селигмана.
17
Трамп Дональд — один из богатейших людей Америки, владелец недвижимости — жилых домов и отелей, в том числе таких крупных, как «Плаза» в Нью-Йорке.