Озорство
Шрифт:
Паркер уставился на него.
— И как это получилось, что она никогда прежде не видела жестянки в его кабинете?
— Она же сказала тебе, что никогда не заглядывала в его шкаф.
— И никогда не видела, чтобы он приносил их домой, а?
— Ты же слышал, она сказала, что часто гуляет по городу. О чем ты толкуешь, Берт? Уж не хочешь ли ты сказать, что это она его укокошила?
— Я высказываю предположение.
— Что, черт побери, значит — предположение?
— Ты бы поверил, что Уилкинс занимается пачкотней?
— А почему
— Адвокат? Разрисовывает стены?
— Адвокаты вообще отличаются странностями, — поделился своими соображениями Паркер.
— А разве тебя не удивляет, что она не заметила тридцать две банки с красками в шкафу своего мужа, а?
— Ты повторяешь слово в слово то, что я говорил о его брате. Так? Она слышит о том психе, который убил... — подхватил мысль коллеги Паркер.
— Правильно. И не упускает благоприятную возможность, — продолжил Клинг. — Мочит мужа и делает это так, чтобы он ничем не отличался от жертв психа.
— Ты забываешь, что это она навела нас на мысль о типе, который совершил одно убийство и приписал себе другие.
— Если она действительно убила мужа, то это был хитроумный ход с ее стороны.
Паркер снова внимательно посмотрел на Клинга.
— Ладно, — произнес он наконец, — идем искать те чертовы жестянки.
Поденщик не выбросил в мусоровоз жестянки с красками.
Они показались ему совершенно новыми, и он решил пока их оставить. Может быть, еще пригодятся. С большой неохотой показал банки сыщикам. Боялся, что они заберут их. Но Клинг заверил его, что банки им не нужны. Они только осмотрят их — и все.
К донышку каждой банки была приклеена этикетка:
SAV MOR
19-06-07
$2.49
Теперь сыщики знали, где были куплены эти краски.
Но только в Айсоле было восемь магазинов скобяных товаров фирмы «Сав-Мор». Да в других районах города еще двенадцать.
В три часа того же дня Эйлин пошла в центр города к Карине Лефковиц, своему психоаналитику. Она чувствовала себя в чем-то виноватой перед Джорджией Моубри. У двери работала она, Эйлин, а смертельно ранили Джорджию. И вот она умерла. Как-то несправедливо получилось, рассказывала она Карине.
Все знакомые Карины в один голос утверждали, что она очень похожа на кинозвезду Барбару Стрейзанд, сыгравшую роль Ловенстейн в фильме «Принц Тайдский». Карину это возмущало, потому что она не знала ни одного психоаналитика, который вел бы себя так возмутительно. В фильме, конечно. Книгу того же названия она не читала. И кроме того, она сомневалась, что выглядит точь-в-точь, как Барбара Стрейзанд. И манеры у нее другие. Нос, правда, длинноват, но ногти она коротко подпиливает, не носит на работе туфли на высоком каблуке и не навязывает своего сынка пациентам, чтобы те тренировали его по футболу. К слову сказать, детей у
А пациентов она принимала в сшитых у лучших портных костюмах строгого покроя и туфлях на низком каблуке. Но как бы там ни было, в городе она была вне конкуренции.
— А вы хотели, чтобы вас смертельно ранили? — спросила она Эйлин.
— Нет. Конечно, нет.
— Так откуда же у вас этот комплекс вины?
Эйлин снова пересказала Карине, как Джорджия подошла к двери...
— Да.
...узнать, не нужно ли ей что-нибудь. Ну, например, сходить в дамскую комнату...
— Да.
— Ив этот самый момент открылась проклятая дверь, и он выстрелил в Джорджию.
— Так что?
— Так вот, мне кажется, что он стрелял в меня. Мне кажется, что он открыл дверь, и ему в голову пришла шальная мысль выстрелить в меня. Убить меня. Потому что он уже убил девушку, лежавшую на кровати в квартире, а я до этого с ним разговаривала. Может быть, он вообразил, что именно я ответственна за то, что он натворил. Кто знает, что он думал, черт бы его побрал. Он же был психом.
— Вам нечего переживать, что...
— Но ведь мишенью-то была я, а не Джорджия. Я уверена в этом. Он стрелял наугад. Он ведь понятия не имел, кто мы такие. Хотел разделаться со мной, а пострадала Джорджия. И вот теперь Джорджия умерла.
— Эйлин, — проговорила Карина, — позвольте мне кое-что сказать вам. Можно?
— Конечно.
— Вашей вины здесь нет.
— Он хотел убить меня...
— Вы не знаете, что у него было на уме!
— Он не мог знать, что Джорджия...
— Эйлин, я не отпущу вас от себя с такими мыслями.
Будь они неладны! Не отпущу. С таким же успехом вы смогли бы обвинить себя в том, что вас изнасиловали...
— Нет, не смогла бы!
— До тех пор, пока этого не произошло! И вы смогли бы обвинить себя в том, что застрелили человека, который бросился на вас с ножом...
— Нет!
— Ну вот и хорошо. Кажется, у нас уже намечается какой-то прогресс, — бесстрастно сказала Карина. — Но если вы думаете, что я позволю вам до бесконечности валить на себя чужую вину, то вы ошибаетесь. Не позволю. Можете уйти и хлопнуть дверью, если пожелаете, но я не отступлюсь.
Эйлин пристально посмотрела на нее.
— Правда, — произнесла Карина и кивнула головой.
— Я думала, что ваш долг — помочь мне избавиться от чувства вины.
— Только если эта вина ваша, — возразила Карина.
Ближайшая к полицейскому участку библиотека находилась на углу улиц Свободы и Мейсон. Это место некогда носило название Улица Шлюх, а теперь на ней красовались кафе, лавки и магазинчики, в которых торговали изысканными драгоценностями и антиквариатом. Туристы валили на территорию 87-го участка, и к ним липли карманники и грабители. Карелле и Брауну больше нравилось, когда на этой короткой улице теснились публичные дома.