Пабло Пикассо
Шрифт:
Тем не менее друзья чаще всего радуются, чем впадают в меланхолию, дружба их носит характер совместного веселья. Пикассо снова охватывает тоска по Парижу, но говорит он о ней своему другу со смехом. Эхом его рассказов стала пародия на «Олимпию» Мане: на широкой кровати лежит огромная негритянка, по одну сторону от кровати стоит Себастьен Жуниер, потрясая вазой с фруктами, по другую — сам Пикассо, обнаженный, протягивающий руку к соблазнительному видению.
Воспоминания о Париже, даже плохие, в душной атмосфере Барселоны обретают новое очарование. Материальное положение его так же плохо здесь, как и там. Он рисует далее рекламные картинки для пищевой промышленности и для фармации, его друзья вспоминают афишку, рекламирующую лекарство для лимфатической системы: на скамье сидит Пьеро, рядом с ним — очень худая и очень накрашенная девушка.
Итак, Пикассо снова одержим мыслями о Париже. По своему обыкновению, он ищет
Между тем сам Пикассо заботами Маниака вновь вступает в контакт с парижской публикой. С 1 по 15 апреля в галерее Берты Вейль организуется выставка его работ; вместе с ним выставлялся Луи-Бернар Лемэр. Среди 15 картин (масло и пастель), выставленных Пикассо, много парижских тем («Посыльный», «14 июля»), портреты младенцев, детей и девушек, «Мадонна с золотыми волосами», немного каталонских мотивов и один натюрморт. Несмотря на все усилия Маниака и Берты Вейль выставка закрывается, а клиентов нет. Тогда Берта принимается продавать рисунки: «Это дешевле и больше нравится».
Пикассо останавливается сначала в отеле Шампольон, но потом из-за нехватки денег переезжает к одному испанцу по имени Сискет, что-то вроде скульптора, как говорит Макс Жакоб. Он носит штаны рабочего и красный пояс. Дом, в котором они снимают комнату, построен был в XVIII веке, он стоит на улице Сены. Комната — это громко сказано, просто небольшой чердачок. Когда второй жилец приходит домой, первый вынужден забраться на кровать, чтобы тог мог войти.
Дружба с Максом Жакобом возобновляется сразу же, как будто они расстались только накануне. Материальное положение Макса также не улучшилось, он время от времени подрабатывает уроками, называя себя при этом «бонной». Как только у него появлялись хоть какие-то деньги, он тут же покупал жареный картофель и отправлялся кормить своих друзей, так как «ни Пикассо, ни скульптор ничего не ели». Однажды он привел в мансарду Пикассо своего ученика. «Думаю, этот господин на всю жизнь запомнил зрелище нищеты гения», — скажет он.
Как если бы одной нищеты было мало, Пикассо приходится узнать людскую злобу, его удручает эгоизм его же соотечественников, многие из которых жили гораздо лучше его самого. Их злословие причинило ему немало неприятностей, через много лет он писал Максу Жакобу: «Я вспоминаю об испанцах с улицы Сены с отвращением».
В эту трудную минуту богатое семейство Жакоба пришло Максу на помощь. Его дядюшка Гомпель, который, кстати, станет одним из первых покупателей Пикассо, был владельцем больших магазинов «Пари-Франс» на бульваре Вольтера. Он берет своего молодого родственника к себе на работу. «Я стал чиновником от коммерции», — серьезно говорит Макс Жакоб. Он снимает комнату рядом со своей работой, комнату достаточно большую, чтобы иметь возможность тут же предложить Пикассо переехать к нему. Друзья нанимают фиакр и перевозят в нем все картины и рисунки Пикассо, большой черный альбом и керосиновую лампу, которую один из них бережно держит на коленях, а другой придерживает стекло, чтобы оно не упало. Первые же деньги, которые заработал Макс Жакоб, они потратили на долгожданный обед, тем не менее гораздо чаще они будут вспоминать о том, как в спешке покупали сосиски на улице. Пахли они отвратительно, но голод заглушал неприятный запах.
Работают они по очереди. Пикассо пишет ночью, пока Макс спит. Утром Пабло ложится спать, а Макс встает в семь утра и уходит на работу. В нищете начинают появляться просветы: иногда они варят себе фасоль, готовят омлет, покупают жареный картофель или даже сыр бри.
Макс Жакоб тяготится своей скучной работой, впрочем, он испытывает к ней такое же отвращение, как и к другим своим заработкам. Что же до карьеры Пикассо, кажется, что у него нет будущего. Но Пикассо умеет сопротивляться
Все-таки из них двоих Пикассо приходится тяжелее. У него есть все основания сомневаться в себе: все отвергают его искусство, и он живет за счет почти нищего молодого человека, тщетно ожидая чуда и того, кто бы понял его.
Он ощущает все это как новое поражение и хочет снова вернуться в Барселону, но у него нет денег на дорогу. Оп хочет продать все, что написал, за 200 франков, но никто не покупает. А зима очень холодная. Вся одежда, которая только есть у друзей, не защищает их от ледяного ветра, проникающего во все щели комнаты. Они мечтают о пламени в печи, как потерпевшие кораблекрушение грезят о парусе на горизонте, но у них нет тех нескольких сантимов, которые нужны, чтобы купить вязанку дров. Тогда Пикассо начинает жечь свои рисунки, раз они ничего не стоят! Вслед за рисунками в печь летяг акварели, лишь бы только огонь погорел еще немного. В конце концов ему удается продать пастель «Материнство на берегу моря», денег как раз хватит на билет. Он скатывает оставшиеся полотна в рулон и оставляет их своему другу Рамону Пичоту; рулон этот, не имеющий никакой коммерческой ценности, забрасывают о шкаф и на некоторое время о нем забывают.
«Если бы он потерялся, — говорит Пикассо, — то не было бы «голубого периода», так как все, что тогда рисовал, я оставил там».
Во время всех этих моральных и материальных испытаний и проявляется сила Пикассо. Один из ее основных элементов — несгибаемое, непобедимое чувство юмора. Чтобы поднять настроение своему другу, Пабло рисует для него детскую сказку под названием «Простая и ясная история Макса Жакоба», датированную 13 января 1903 года.
Макс Жакоб в большом цилиндре является к издателю и читает этому сгорбленному старику свои рукописи. Выйдя от него, он потрясает связкой банковских билетов и кричит: «Оэ! Оэ!». После этого он начинает предаваться удовольствиям в духе Пантагрюэля и отращивает огромный живот. Затем его торжественно везут к Триумфальной арке, он стоит на повозке, завернувшись в тогу и держа в руке зонтик. Его встречают олимпийские боги, которые вручают ему лавровый венок, сопровождаемый материальным поощрением.
Вернувшись в Барселону, Пикассо продолжает поддерживать отношения со своим другом: «Я думаю об этих днях нищеты, все очень грустно», однако пишет он редко. Ему пока все еще трудно выражать мысли на французском языке. Поэтому он с удовольствием заменяет слова рисунками. Пишет он и рисует на всем, что попадает ему под руку. Макс Жакоб сохранил одно письмо, которое Пикассо написал на бланке Лнхела Фернандеса де Сото, главного акцизного инспектора, отца своего друга; эти бланки господин де Сото использовал для уведомительных писем. «Уже довольно давно я тебе не писал, но это не потому, что я перестал о тебе думать. Просто я работаю, а когда не работаю, мы или забавляемся, или ссоримся». И еще: «Бывает ли у тебя отпуск? Если да, тогда ты должен приехать ко мне в Барселону. Ты даже не представляешь, какое бы это было для меня удовольствие». Сам он не помышляет больше о Париже: «Думаю провести здесь зиму и все-таки что-нибудь сделать».
Макс Жакоб очень скоро потерял свое место, его родственники устали от такого мечтательного служащего. Тогда он расстается с единственной женщиной, которую он в своей жизни любил: «Я хорошо знал, что такое беспросветная нищета, я не мог увлечь туда Сесиль. Поэтому мы расстались». Пикассо шлет ему из Барселоны картины и рису шеи, которые Макс позже продаст, чтобы «есть и платить за жилье».
Все эти лишения, постигшие единственного друга, на которого Пикассо мог рассчитывать в Париже, стали еще одной причиной, по которой Пабло решает остаться в Барселоне, во всяком случае пока. А так как ему исполнилось всего двадцать два года, молодость берет верх. Когда он много работает, он доволен, его радость передается друзьям, так как он обладает этим хорошим — или плохим — свойством приводить окружающих в приподнятое или же б угнетенное настроение, сам того не желая; он просто не может скрывать свое Состояние духа. В Барселоне он обрел своих старых товарищей и свои прежние привычки. Вечером, когда де Сото возвращается со службы, он обычно обнаруживает в мастерской гостей, пришедших повидать либо его, либо Пикассо. Они вместе ужинают, как и на бульваре Клиши; поставщик передает провизию в ведре, которым обычно достают воду из колодца, причем счет выписывается на «господ художников». В ведре сосиски, фасоль, хлеб и т. д. «Итого: одна песета и двадцать сентаво».