Пациент (фанфик)

Галина

В ординаторской на столе Грега стояла фотография. Та блондинка, что вчера была закинута в нижний ящик стола, сейчас мило улыбалась мне. А еще меня заинтересовала рамка для фотографии. Она прекрасно сочеталась со светлой воздушной мантией девушки. Знаю, чтобы получить эффект такой легкости, рамочку нужно подбирать долго и тщательно. Загадка. Что происходит у Грега на его любовном фронте? Полная капитуляция завершилась победой? Жаль, что сегодня я его не видел. Подожду до завтра.

У себя на столе я заметил плоский сверток. Он был прикрыт деловыми бумагами, вот я и обнаружил его не сразу. Интересно,

что там?

Вот это новость! Пирог «Наполеон». Инга раньше никогда его не пекла. А вот бабушка его любила. И ни один наш праздник не обходился без этого пирога.

Я нашел нож и отрезал себе кусок. Конечно, нужно было бы дождаться Ингу с чаем (а заодно и помириться), но удержаться от соблазна и не попробовать пирог я не смог. Так и скажу… Тем более такая вкуснота.

— Невилл, что ты… делаешь?

Я обернулся к дверям, как был с пирогом в руках. Инга получила мою сдавленную улыбку. С набитым ртом трудно улыбаться, еще труднее отвечать.

Девушка обогнула меня и посмотрела на мой стол:

— О нет, — простонала она. — Что ты наделал? — ее глаза засверкали.

Всегда сдержанная и спокойная Инга вдруг стала такой… сердитой. Я просто не узнавал ее.

— А что я наделал? — наконец я смог освободить рот для вопроса и поцелуя.

Но Инга только чмокнула меня в щеку и снова засверкала глазами.

— Я же проверяла, не могла она сюда пробраться! Где ты взял этот пирог?

— Здесь лежал, под бумагами, — я показал на то место на столе, где нашел сверток.

— Вот змея, спрятала же!

— Ты можешь толком что-нибудь объяснить? Что не так с этим пирогом, и кто змея? — я все еще веселился, глядя на возмущение Инги.

— Эльза, кто же еще! Я стараюсь не подпускать ее к тебе. Но ведь придумала же, как подобраться. Пирог тебе положила. Знает, что ты перед сладким не устоишь! — Инга посмотрела на меня с упреком, — Будешь теперь ей автограф Поттера доставать. Иначе за свое обжорство не расплатишься!

Да, зря я сразу не разобрался. Нужно попробовать объясниться хотя бы с Ингой:

— Ну не злись, я Эльзе все объясню. Должна же она понять…

— Нет, ничего ты ей объяснять не будешь, — такое разъяренное шипение меня порядком насторожило.

— Инга, ты что, ревнуешь?

Я развернул девушку к себе лицом:

— Да я… Мне кроме тебя никто не нужен. Я же думал: это от тебя пирог.

Когда я прижал к себе смутившуюся подругу, услышал слабый вздох:

— Нет, это не от меня. Я решила, что не буду больше ничего печь.

Она высвободилась из моих рук и добавила:

— Больше никаких сладостей. Это было в последний раз. Тебе давно пора переходить на диету.

Так, значит, прощай моя свобода. Что мне есть, и то будет решать Инга! Я насупился.

— И вынь руки из карманов.

Ну все, это была последняя капля! Я вынул руки и, схватив Ингу, впился в ее губы. Поцелуй длился долго, времени расслабиться хватило не только мне…

— Невилл, не злись. Я же хочу как лучше. Эльза меня просто достала. Я не должна была… Ведь это все пустяки. Ты же знаешь, что делаешь? — Инга будто старалась что-то рассмотреть во мне… Ее глаза были так близко… Мне показалось или нет, но взгляд ее изменился: стал испытующим.

Мы стояли возле моего стола, и я не хотел выпускать

девушку из объятий. Было так хорошо.

— Что ты вчера мне хотела сказать? Прости, но на меня вчера столько всего свалилось.

— Вчера? Невилл, отпусти меня. Я не могу так разговаривать. А это важно.

Инга выскользнула из моих рук и подошла к окну.

— Когда я ходила за микстурой, а ты оставался в боксе, ко мне подошел следователь. Все остальные аппарировали, а он задержался. Он просил тебе передать, чтобы ты был поосторожней. Незаменимых у нас не бывает. Если ты быстро не поставишь на ноги этого Снейпа, могут его передать и другому.

Инга оглянулась. Ее тревога была такой искренней.

Я подошел и встал рядом:

— Ты же знаешь, у них ничего не выйдет. Введу Снейпу свою микстуру для сна, и никто его не разбудит. Не обращай внимания на эти слова, — посоветовал я.

— Я верю, что ты справишься. Только хотела тебя предупредить: не стоит дразнить авроров. Потянул время и хватит. Думаешь, шеф не видит, что никаких психических травм у твоего пациента нет? — холодные пальцы стиснули мою руку. — Зачем его держать у нас? Он очень слабый? Отдохнет, покормят его, и будет как огурчик. В Азкабан медики приезжают. Это уже их забота — проверять самочувствие заключенных. А ты сделал свое дело. Быстро и качественно. Пусть оценят, — Инга серьезно смотрела на меня.

Конечно, как моя медсестра она была права, и ее уговоры могли бы подействовать, если бы…

— Инга, все не так просто. Мне нужна твоя помощь и твое понимание.

Я сделал два шага в сторону, а потом обернулся.

— Что ты обо мне думаешь? Как о человеке. Ответь, пожалуйста, откровенно.

Инга замялась:

— Ты очень хороший… Хороший врач. Только… Как бы тебе это сказать? Ты какой-то неуверенный. Поэтому я тебя и спрашиваю все время: ты ведь в себе не сомневаешься? Кто бы еще продолжал сомневаться, после трех случаев такого удачного использования твоей методики. Доктор Фингрид стал бы готовить сообщение для медицинского сообщества уже после первого случая успешного применения новой методики. Многие бы растрезвонили обо всем после двух случаев удачи. Но ведь ты уже троих вылечил, и ни одного сбоя не было. А ты и сейчас ничего не делаешь. Даже этого Снейпа ты по всем стадиям лечения не проводил, но первый этап был.

Инга положила мне руки на плечи:

— Ты это хотел от меня услышать? То, что ты тянешь там, где пора принимать решение, то, что ты безропотно работаешь сутками, когда начинается основной цикл лечения? То, что позволяешь все сложные случаи сваливать на тебя? Это?

— Ну, не совсем, — я криво улыбнулся. Несколько неожиданный ответ. И спорить трудно.

— Я хотел бы, чтобы ты меня поняла и не ждала от меня того, на что я не способен. А для этого мне придется кое-что тебе рассказать, — я усадил девушку на стул, а сам пристроился рядом на краешке стола, — Ты же видела моих родителей? И как тебе? А я их вижу с детства. Сколько я их помню, они всегда были такими. Всегда я должен был не шуметь, не плакать, не двигаться быстро, быть острожным, чтобы им не навредить. И я был всегда осторожен. Я верю, что когда-нибудь их вылечу, если буду осторожен. Это самое главное — осторожен! А может, труслив? Я сам не знаю!