Падь
Шрифт:
— Тише, я её сейчас выброшу.
— Кого? Кого? — также шёпотом спросила Наташа.
Девочка с любопытством заглядывала за спину иноземки.
— Ящерицу. У вас на спине ящерица. Как она сюда попала? Наверное, с вещами.
До Наташи дошёл смысл сказанного. Она вздрогнула. Брезгливая гримаса исказила ещё сонные черты лица.
Нельзя сказать, что она боялась мышей, ящериц, лягушек и прочей мелкоты. Но, одно дело — наблюдать за ними со стороны, в среде их привычного обитания, умиляться их пушистостью и идеальной симметрией рисунка. Совсем другое — ощущать прикосновения их
Девочка стянула одеяло с госпожи, тряся его и рассматривая, расправила простыню:
— Убежала. Потом поймаю.
Наташа облегчённо вздохнула, опасливо осматриваясь вокруг себя:
— Ты кто? — вот тебе и кресло к двери. Она так крепко спала, что совсем не слышала, как вошла незнакомка.
— Кэйти, — смущённо сделав книксен, и робко краснея, из-под опущенных ресниц она рассматривала иноземку. — Меня к вам прислал хозяин. Помочь. Что нужно будет.
Служанка? Наташа не верила своим ушам.
— Да? Очень мило с его стороны.
Перед глазами всплыла прошедшая ночь: тусклый свет свечи, она в комнате экономки, мужчина, изучающий её цепким взглядом. Наташа передёрнула плечами, натягивая одеяло.
— Сейчас вам нужно облачиться, — сказала Кэйти. — Хозяин за вами скоро пришлёт.
— Понятно, — вздохнула девушка: «Допрашивать будет. Вот он — час расплаты». Появилась слабая надежда. — У меня нет одежды.
— А, так я сейчас, — сорвалась с места служанка, убегая.
Кутаясь в простыню, Наташа побрела в умывальню. Деревянное ведро с горячей водой парило. Сложенная грязная одежда напомнила о себе. Девушка отлила воды в глубокую медную миску, умылась. Погрузила туда платье и нижнее белье.
Болела голова. Выспаться так и не удалось. Ничего не хотелось. В такие минуты, будучи дома, она становилась у окна и смотрела на небольшой участок проспекта, видимый между домами, где проносились машины и спешили по своим делам пешеходы. Особенно красиво всё выглядело в дождь. Яркие разноцветные колокольчики зонтиков, размытые дождевой моросью, сменяли друг друга, образуя воздушный нарядный шлейф.
В умывальню осторожно заглянула Кэйти. Решительно войдя, придвинула миску с бельём, расправляя его, с восторгом рассматривая тонкие кружева.
— Это носят? — взглянула она на госпожу.
Наташа смотрела на своё бельё в руках служанки:
— Да.
Кэйти, поймав её взгляд, испуганно проговорила:
— Госпожа, вы ведь позволите мне постирать ваши наряды? Я умею очень аккуратно это делать и ничего не испорчу.
— Чем ты собираешься стирать?
Прислуга указала на небольшой низкий кувшин с широким горлом. В нём оказалась скользкая бурая масса с запахом тмина. Наташа заинтересовалась.
Девочка рассказала, что массу делают из корня мыльнянки. Высушив и измельчив, его заливают кипятком и оставляют настаиваться полдня. Затем недолго кипятят, добавляют травяные настои, процеживают через редкую ткань и разливают в кувшины. Если массу используют для мытья головы, то добавляют определённые виды трав, усиливающие цвет волос.
Запах мыльной массы не понравился, и девушка подала Кэйти мыло. Та, нерешительно крутя его в руках, поднесла к лицу, нюхая. Наташа улыбнулась, показывая, что с ним нужно делать. Раскрасневшаяся довольная служанка изумлённо
Гостья вернулась в комнату. Залитая ярким утренним солнцем, она выглядела запущенно. Пыль лежала повсюду, пол не метен, окно грязное и мутное. Между ним и камином стояло большое овальное зеркало в медной чеканной раме на треноге. Ночью она его не заметила. Девушка подошла ближе. Нет, это не зеркало. Притронулась к поверхности, всматриваясь. Лист тонкого отполированного серебра, в котором проглядывалась её фигура, озадачил. Отражение, к которому она привыкла, выглядело нечётким, искажаясь и расплываясь к краям. Ещё попробуй привыкни к такому размытому своему виду!
Свежестью радовала только постель, сменённая накануне. У себя в квартире Наташа привыкла к чистоте и уюту. Ну что же, порядок навести будет нетрудно.
На кровати лежала одежда, на столике ждал поднос с прикрытым салфеткой завтраком. Мисочки с творогом и мёдом, кубки с вином и молоком, плюшки и крупные квадраты печенья, густо посыпанные маком, выглядели аппетитно. Гроздь розового винограда вызвала слюноотделение. Девушка подошла к окну. Ступив со скамейки на подоконник, рассмотрела несложные медные оконные защёлки. В распахнутые створки ворвался ветер. Балдахин над кроватью, покачнувшись, стряхнул густое облако пыли.
Утреннее солнце приятно согревало. Наташа забрала поднос с едой на подоконник, усаживаясь туда же, скрестив ноги и подоткнув края простыни. Молоко отставила в сторону, решив, что оно, скорее всего, не кипячёное. Неторопливо ела, глядя в окно, которое выходило на дорогу, ведущую к въездным воротам замка и пролегающую через виноградники. За ними раскинулась большая деревня, та самая, через которую они проезжали накануне. За деревьями справа сверкал краешек реки. Вид полей, холмов, леса и гор, залитых ярким солнцем, завораживал первозданностью и сочным цветом густой зелени.
Его сиятельство скоро пришлёт за ней. Брр… Девушке хотелось забыть об этом мужчине. Понятно, что игнорировать его нельзя: хозяин! И она не похожа на потерявшую память. Значит, нужна убедительная легенда. Какая? Она же прочитала столько книг!
— Госпожа, а косынку тоже стирать? — выглянула из умывальни Кэйти.
Наташа кивнула ей утвердительно. Вот те раз! Обзавелась личной служанкой. Надо же. Приятный бонус ко всем злоключениям.
Скинув простыню, рассматривала одежду. Тёмно-серое платье с высокой горловиной и длинными широкими рукавами показалось бесформенным и уродливым. Впрочем, как и на тех женщинах, которых она видела. Размер, вроде её, но ощущение грубой колкой ткани на теле не понравилось. К тому же, в груди платье оказалось маловато. Другого всё равно нет. Ремешок с сумочкой немного исправили ситуацию, выделив талию, образуя пышную юбку.
Отойдя к окну, Наташа расчёсывала волосы, думая, что бы такое придумать вместо зубной щётки? Зубная нить — хорошо, но хотелось чего-то более значимого для освежения рта.
Она вздохнула:
— Кэйти, ты поможешь мне заплести волосы так, как я покажу? — села напротив серебряного зеркала, собираясь научить служанку делать причёску из трёх кос. Она бы и сама заплела, но ещё ныла травмированная рука, отзываясь тупой болью при резких движениях. Да и рана на голове казалась огромной, незаживающей.