Падальщики. Непогасшая надежда
Шрифт:
Внутри духового шкафа я вижу круглые блины, на которых лежали непонятные кучи всего, что мы ему сегодня навезли.
– Я добавил туда мой лучок и базилик, - хвастался Федор.
У него здесь небольшая теплица под ультрафиолетовыми лампами, где он выращивал немного овощей, пряные травы и апельсиновое дерево, которое до сих пор не давало плодов. Мы нашли его засохшим в горшке на заднем дворе одного из домов деревни. Теперь же дерево расцвело зелеными листьями, и мне кажется, с каждым годом оно становится все пышнее. Неужели в этом подземном аду что-то способно
– А для Ляжки?
– спросила я.
– Для Оленьки тоже дымится!
– сказал великан по-доброму.
Он открыл крышку сковороды, оттуда сразу же повеяло запахом жареной картошки с грибами. Ольга ее обожает.
Я похлопала великана по плечу. Сегодня многие помянут его добрым именем. Он не участвует в наших посиделках в закрытой казарме, хотя там ему всегда рады. Он вообще редко покидает поварской цех. Он говорит, что здесь есть все, что ему надо. Это - его собственный мир.
Я достала из кармана небольшую стеклянную банку.
– Вот, Тесса, тебе передала, - тяну ему банку.
– Те-е-е-ссонька!
Лицо Федора растягивается от широкой улыбки.
– Что это?
– читает он название.
– Хрен тебе!
– Хрен мне?
– Да! Хрен тебе!
Он открывает крышку одними лишь пальцами, хотя я не смогла ее открыть даже кулаками. Мы смотрим внутрь - желтоватая маслянистая жижа, похожая на повидло. Запах ему не нравится, он дает понюхать мне. Пахнет чем-то кислым. Может, уже и испортилось. Великан дает мне ложку, и мы вместе принимаемся пробовать.
Когда рот обожгло, а из носа вырвалось пламя, мы обрадовались, что не зачерпнули сразу горстями. Потому что это - далеко не повидло!
– Что это за ерунда, мать твою?!
– кряхчу я.
– Погодь, погодь, Жижонька!
– произнес Федор с таким лицом, словно прямо в эту секунду его постигает открытие водородной бомбы.
Великан достал из-под стола остатки черного хлеба, который он испек еще неделю назад, но у него есть вакууматор, благодаря которому можно хранить даже скоропортящиеся продукты. Федор намазывает на хлеб взрывную кашицу, кладет зеленую траву, мне кажется, это - лук, пару кусочков помидора - его я уже запомнила. Я тяну руку, чтобы забрать бутерброд, но Федор ее одергивает, мол, еще не готово. По мне и так отлично! Это не желтый протеиновый брикет и уже потрясающе!
Но Федор открывает еще один волшебный шкафчик и достает оттуда бутылку с мутной жидкостью. Я ее узнаю.
– Эй, рано еще для выпивки!
– Дове-е-е-рься мне, Жижонька!
В его голосе слышится предвкушение. Он разлил свой фирменный самогон по хрустальным стопкам, что мы с Тессой как-то давно притащили из далекой редкой миссии длительностью в два дня.
Мы выпиваем залпом горючее. Федор велит мне тут же заесть бутербродом.
Спустя минуту я поняла, что стала хренозависимой.
– Вот это кайф!
– кряхчу я.
Федор кивает. У самого глаза светлой радостью налились.
Оказывается, ингредиенты надо не только правильно смешивать, но и употреблять в определенном порядке.
Я уже хотела уходить, но в груди вдруг разлилось такое тепло, а в голове слегка закружило, что мне стало наплевать на все, что происходит вокруг. Посижу-ка я здесь с Федей и хреном, и полечу душу волшебным напитком.
9 декабря 2071 года. 18:30
Калеб
Вечеринка у нас мероприятие довольно предсказуемое. Сначала все наедаются вкусных блюд, что готовит Горе-Федор, потом напиваются тем, что добыл Фунчоза, а потом все зависит от того, насколько правильным был его выбор. В общем и целом, каким-то непонятным для меня образом мы наделили Фунчозу властью над нашей трезвостью. И это означает конец света.
На двух соединенных между собой металлических столах накрыт наш праздник: три вида салатов из сваренных бобов и маринованных овощей, что мы принесли из деревни, испеченный черный хлеб - жесткий из-за известковой добавки для экономии муки, и главное блюдо - пять огромных круглых пирогов, которые носят загадочное название «Пицца». Горе-Федор говорит, что раньше это блюдо было очень популярным на праздниках, и мы ему верим. Никто столько не торчит в кулинарных темах Хроники, сколько Федор.
Фунчоза разливал по железным кружкам розовую жидкость из черной бутылки, она пахла спиртом так, словно мы находились в перевязочной, а не в сержантской казарме.
Наша казарма одинакова по размеру с казармами на пятьдесят человек, но здесь живут лишь десять сержантов. У нас хоть и нет отдельных комнат, как у командиров, но каждый сержант имеет свой закуток, который отделяется от других гипсовой перегородкой, вместо дверей - занавески. Мы с Бриджит уже давно спим в одной кабине, мы соединили две кровати и убрали одну стену, расширив свою маленькую квартирку.
В общей зоне стоят металлические столы и стулья, за которыми мы верстаем вечера, играя в карты, шахматы, «Морской бой» или напиваясь в дюбель, как сегодня.
Здесь собрались почти все пятьдесят бойцов основных отрядов специального назначения. Я не вижу Бриджит. Но я знаю, где она. Федор частенько лечит ее душу сидром, который сам гонит то из еловых шишек, то из березовых почек. Адская штука. Однажды мы лечились у Федора вместе с парой других сержантов, а на утро я проснулся с ними в одной койке, и почему-то у Хумуса - сержанта Буддиста - не было штанов. Меня этот опыт напряг, и отныне я считаю свою душу полностью здоровой.
Играет веселая музыка прошлой эпохи, мы слушаем ее с пеленок, знаем наизусть слова.
– Упс! Я сделал это снова![2] - подпевает Антенна, нелепо подтанцовывая в такт размеренной музыки.
Вокруг стоит несмолкаемый гомон возбужденных голосов, задорный смех. Мне нравятся эти вечера. Они нас объединяют.
– Короче!
Голос Фунчозы заставляет всех замолкнуть.
– Не мне вам говорить, какие мы молодцы! Хотел бы я сказать, что мы спасаем базу от серых скучных будней, принося с поверхности капельки радости. Но вот эти... как их?
– Пиццы.
– Эти пиццы говорят все за меня! Так пошло оно все в жопу! Налетай!