Падение царского режима. Том 1
Шрифт:
Соколов. – Заходила ваша беседа о том, что следует или не следует уступать требованиям: ответственное министерство, дать политическую свободу?
Протопопов. – Совершенно верно, я думал, что теперь нужно итти только с Думой вместе.
Соколов. – А как думал император или молодая императрица?
Протопопов. – Император со мной согласился, что эта мысль недурная.
Соколов. – А соглашался,
Протопопов. – Говорил: «Пожалуй», – он никогда прямо не отвечал.
Соколов. – А императрица как держалась?
Протопопов. – Я с ней не говорил.
Соколов. – Вы знали, что готовится 14 февраля движение народных рабочих масс к Государственной Думе. Ведь вы сознавали, что это движение не экономическое, а политическое, движение не интеллигентных верхов общества, а движение рабочих масс. Как к этому движению относилась императрица в разговоре с вами?
Протопопов. – С ужасом. Она боялась этого, говорила: «О, что будет, о, что будет». Вот какое чувство было. А я, грешный человек, я так плохо разбирался во всем этом деле, что я теперь прямо изумляюсь, до какой степени я не понимал; в настроении Государственной Думы не разобрался совершенно, и теперь, сидя в этой камере, явилось такое чувство, что другие министры знали гораздо больше, чем я, и что я один был настолько недальновиден, что я этого не чувствовал и не понимал.
Соколов. – В разговоре с императрицей по поводу 14 февраля вам никогда не приходилось говорить, что может быть не столько надо заботиться о 12 тысячах войск, сколько издать государственный акт, направленный в сторону удовлетворения общественных требований?
Протопопов. – Это она понимала.
Соколов. – Она считала нужным это сделать?
Протопопов. – Она соглашалась с той реформой, о которой я всегда говорил. Столыпин когда-то говорил: «Сначала успокоение, а потом реформы». Я говорил, что нужно успокоение и реформы вместе, и она соглашалась.
Соколов. – Вы говорите, что были недальновидны и близоруки. Значит, вы не придавали политического значения движению 14 февраля?
Протопопов. – Я должен был придавать потому, что итог получился критический, но мне казалось, что главный двигатель, это недостаток продовольствия.
Председатель. – Какие были ваши главнейшие реформы?
Протопопов. – По-моему, нужно было сделать ответственное министерство, начать сверху, а затем полное равноправие евреев, оно есть на бумаге, а потом мое письмо или, вернее, циркуляр, который уже исполняется в Москве. Затем, я думал, что обязательно нужно дать духовенству возможность жить не подачками, а обеспечить его.
Председатель. –
Протопопов. – Это ближайшее, но, конечно, земства, земства и земства.
Соколов. – Вы думали, что этими реформами можно было остановить движение 14 февраля?
Протопопов. – Ох, думал, что нет.
Соколов. – Значит, ваши мысли, связанные с движением 14 февраля, были только репрессивные.
Протопопов. – Нет, это политические.
Председатель. – Вы думали, что судебною ответственностью министров, расширением прав евреям, жалованьем духовенству, земством, вы думали, что этим не удовлетворишь народ?
Протопопов. – Нет, я так не думал, я плохо выразился. Мне казалось так, что если остановится это движение, смолкнет, сделается тише, в это время и давать то, что требуется, что назрело.
Председатель. – Т.-е. то, что вы говорите.
Протопопов. – Да.
Соколов. – Значит, вы движение 14 февраля решили остановить только силой, ничем другим. Вы сказали, что в разговоре с государем и государыней раздавались такие опасения: «Что-то будет»…
Протопопов. – Я и сам говорил.
Соколов. – Раз вы против этого сильного значительного движения имели только силу, вы должны были предвидеть, что столкновение сильного народного движения с силой войска может привести к кровавому и жестокому побоищу?
Протопопов. – Конечно, это нужно было предвидеть.
Председатель. – Вы предвидели?
Протопопов. – Ведь был весь план разработан, насколько я понимаю. Я там никогда не был.
Соколов. – Насколько я усвоил ваше показание, вы говорили, что вам сообщали, что в народных массах ваше имя было окружено сильной нелюбовью.
Протопопов. – Рабочим я не верил.
Соколов. – А чему вы верили? Вам это передавали?
Протопопов. – Мне сказали это министры в день моего ухода.
Соколов. – Вы говорили, что когда вам сообщал департамент полиции о том, что готовится движение, то агенты Министерства Внутренних Дел указывали, что ваше имя окружено известной нелюбовью.
Протопопов. – Нет, извините.
Соколов. – Это я неверно понял. У вас не являлось такой мысли, что в числе других мер, которые могли бы ослабить силу народного движения, был бы ваш уход в отставку?