Падение царского режима. Том 2
Шрифт:
Протопопов. — Других же нет. Было очень много прислано разного рода брошюр. Конечно, я не скрываю, что вел не ту политику, которую надлежало вести.
Председатель. — Что это значит — других нет?
Протопопов. — Правая печать — она ужасно резка.
Председатель. — А левая менее резка?
Протопопов. — Нет, и та резка, только в другую сторону. Эта брошюра мне показалась дельной. В ней, если я не ошибаюсь, есть мысль о продовольствии, или о свободе торговли.
Председатель. —
Протопопов. — Да, о свободе торговли: что она задавлена, что нужно свободные цены, что нужен частный почин.
Председатель. — Значит, вы находили нужным послать эту бумагу для прочтения «дорогой Анне Александровне». Скажите, вы часто посылали ей такого рода бумаги?
Протопопов. — Ведь это целая брошюрка.
Председатель. — Это не брошюрка, а бумага от председателя главного совета отечественного патриотического союза, от 25 января 1917 года, на имя «его высокопревосходительства г. министра внутренних дел», содержащая ряд политических рассуждений, направленный против думы, против существовавшего тогда конституционного порядка и, действительно, как вы правильно говорите, объявлявшая о том, что «государыня (бывшая императрица) является более русской по духу и православной по вере и искренно религиозному чувству, чем все эти новоявленные патриоты, чуждые народу космополиты, говоруны, холодные, расчетливые политики, сердце которых не сжимается болью от кровоточащих ран родины». Таким образом вы, судя по контексту, противопоставляли отношение к России бывшей императрицы и всех тех, кто именуется здесь говорунами и т. п., причем выходит, что дума полна этих говорунов.
Протопопов. — Г. председатель, всякая правая газета говорит то же самое.
Председатель. — Всякая правая газета говорит то же самое, но не всякую газету министр внутренних дел посылает г-же Вырубовой в Царское Село, чтобы она прочла.
Протопопов. — И доложила.
Председатель. — Кому доложила?
Протопопов. — Государю и государыне.
Председатель. — Государю и государыне или кому-нибудь одному из них?
Протопопов. — От государя было заявление…
Председатель. — Мы вас спрашиваем не как лично Александра Дмитриевича Протопопова, а как Александра Дмитриевича Протопопова — министра внутренних дел. Эта бумага направлена против существовавшего строя и стоит за изменение этого строя. Конечно, предполагается, что министр внутренних дел не революционер.
Протопопов. — Конечно.
Председатель. — И не стремится изменить существующий порядок. А между тем, он направляет эту бумагу, что называется, в сферы.
Протопопов. — Г. председатель, было такое положение, что такого рода слова казались поддерживающими монархический принцип. За них цеплялись, и я цеплялся.
Председатель. — Эти слова направлены к поддержанию не монархического принципа, а принципа
Протопопов. — Разрешите мне сказать, вы, может быть, не вполне доверчиво ко мне относитесь, но об уничтожении думы речи не было.
Председатель. — А о роспуске думы?
Протопопов. — О роспуске думы много раз говорилось, но роспуск думы казался мне очень опасным.
Председатель. — Но эта бумага говорит, что он не очень опасен, потому что страна не на стороне думы.
Протопопов. — Это не я писал.
Председатель. — Не вы писали, но вы находили нужным направить эту политического характера бумагу, исходящую от «отечественного патриотического союза», который вы знали, как союз самодержавия, т.-е. реакционный союз, — вы находили нужным отправить ее в сферы.
Протопопов. — Рядом с этими были и другие бумаги, например, постановления московских съездов; они тоже были посланы, хотя они и другого характера. Разные бумаги посылались, но это не есть выражение тех мыслей, которые я проводил в жизнь. Я ошибался, очень ошибался в оценке положения, но не настолько, насколько здесь, — это уже слишком.
Иванов. — Александр Дмитриевич, но ведь вы, кажется, признаете, что в совете министров вы указывали на необходимость роспуска думы?
Протопопов. — Роспуска — нет. О роспуске говорили, но я за роспуск ни разу не голосовал. Это вышла ошибка, — так понял меня тогда Добровольский, который шел более прямо, нежели я. Я шел более уклончиво.
Иванов. — Вы не указывали на то, что роспуски эти можно неоднократно повторять: не поведет дума такую-то линию — можно ее распустить, потом опять то же самое…
Протопопов. — Я говорил, но не как мысль, а как пример, что в истории это бывало, что парламенты распускались, и многократно распускались, например, в Японии.
Председатель. — Т.-е. это были теоретические рассуждения, не имевшие отношения к нашей думе и не имевшие в виду практического применения?
Протопопов. — Нет, не имевшие практического применения. Это был разговор.
Иванов. — Но к чему вы это говорили?
Протопопов. — Я говорил, что роспуск — вещь теоретически возможная, что роспуском можно достичь практических результатов, но на известной почве.
Председатель. — Но вы не относили этого к России?
Протопопов. — Если бы от меня зависело распустить думу, я бы ее распустил. Я считал, что если дума будет итти в том же направлении, она поставит вопрос монархии на уклон.
Председатель. — Значит, вы считали, что думу нужно распускать до тех пор, пока вы не добьетесь правой думы?
Протопопов. — Нет.
Председатель. — Я вам прочту документ: «дума распущена. Это издевательство над думой, издевательство над народом…» (читает). Это ваш почерк (показывает документ)?