Падение царского режима. Том 3
Шрифт:
Председатель. — Ну, да, может быть, они были юдофобски настроены. Может быть, у них было мнение, что евреи всегда пользуются человеческою кровью. Я спрашиваю, как они смотрели на обоснованность обвинения с фактической стороны и со стороны ритуальной?
Белецкий. — Чаплинский все время поддерживал в них мысль, что некоторые интервалы, пробелы некоторые, во всяком случае, не будут иметь большого значения; потому что вся сумма собранного им материала тех обвинений, которые он выдвинул, безусловно должна повлиять на присяжных заседателей в связи с атмосферою общею, которою питалось так сказать местное простое население.
Председатель. — В соответствии с тем, что говорил раньше С. П., я оглашаю следующий
Белецкий. — Нет, здесь имелись в виду сведения, которые дошли до правых партий: что возможно выступление против них, чтобы они не принимали участия в судебном разбирательстве; настолько, что когда окончилось разбирательство дела, Випперу был выдан заграничный паспорт на другое лицо.
Председатель. — Что же, были серьезные данные, что против них что-нибудь замышляется?
Белецкий. — В распоряжении департамента полиции этих сведений не было; они были в распоряжении правых групп, Замысловский об этом говорил министру юстиции, а министр юстиции просил об этом Н. А. Маклакова.
Председатель (читает). — «Киев. Начальнику губернского жандармского управления. Для присутствования на разборе дела Бейлиса министром внутренних дел командируется состоящий при его высокопревосходительстве чиновником особых поручений статский советник Дьяченко, на коего мною возложено ознакомление с ходом порученного вам наблюдения, ежедневного о том доклада по телеграфу. В виду сего вам надлежит ставить статского советника Дьяченко в полный курс наблюдения и получаемых сведений, относящихся к таковому. Подписал директор Белецкий. № 1081. 18 сентября 1913 года». Следующий документ: «Разбор шифрованной телеграммы из Киева от полковника Шределя на имя директора департамента полиции. Подана 20-го сего сентября 1913 года. Пока в наблюдении двадцать три за недостатком филеров вызвал наличных Житомира, Бердичева и Полтавы». Это мобилизация всех сил города. Значит, 23 присяжных были подвергнуты наблюдению?
Белецкий. — Как начальник района, он мог вызвать. Разрешите мне коснуться другого вопроса. Ко мне обратился Замысловский, когда выяснилось, что Шмаков примет участие; так как Шмакову были нужны книги — Талмуд, я просил прислать Красильникова; он достал их с большим трудом в Италии. Уходя из департамента, я хотел получить их обратно, как казенное имущество, но Замысловский их не представил.
Председатель. — Расскажите вкратце историю с Караевым. Караев — один из свидетелей защиты по делу Бейлиса, находящийся в селении Кежемском, Енисейской губернии, в ссылке. Что сделал департамент полиции, сам ли он действовал, или с ведома обоих министров, или одного из них, когда узнал о том, что Караев вызывается защитой в качестве свидетеля?
Белецкий. —
Председатель. — Вы не припомните, за что был сослан Караев? По вашему распоряжению было перехвачено письмо этого Караева на имя Красовского; в нем Караев пишет, что очень беспокоится, что его не вызовут в качестве свидетеля по делу Бейлиса; между тем, он много по этому делу знает и решил приехать ко дню разбора самовольно и дать свои показания; пусть тогда арестуют его — беда небольшая — только несколько месяцев тюрьмы.
Белецкий. — Если не ошибаюсь, есть сведения, что показание Караева не могло быть благоприятным для защиты.
Председатель. — Но вы не руководствовались в своих действиях по отношению к свидетелю тем, как бы этот свидетель не причинил вреда защите? Я вам напомню два ваши действия: во-первых, вы распорядились письмо Караева к Красовскому бывшему вашему начальнику сыскной полиции и посланное заказным, не пересылать по адресу: во-вторых, вы сделали телеграфное распоряжение о том, чтобы были приняты все меры к недопущению побега, т.-е. к удержанию свидетеля на месте его жительства.
Белецкий. — Видете ли, на Красовского к этой поре было прокурором судебной палаты Чаплинским наброшено подозрение; он считал, что Красовский находился уже вне сферы, т.-е., что показания его будут для обвинителя неудобны.
Председатель. — Значит, дело не в том, что Караев мог повредить защите, а в том, что он мог повредить обвинению?
Белецкий. — Конечно. Все, что касается Караева, я хорошо не припомню; но письмо Красовскому не было представлено. Быть может, оно было послано потом или передано прокурору судебной палаты.
Председатель. — На письме имеется резолюция директора департамента: «Получено 20-го сентября. Письма не посылать. Телеграфно предложить его арестовать, как бежавшего из ссылки, независимо от дела Бейлиса. Пометка Броецкого: I-е отделение. Для исполнения». Со стороны закономерности, эти действия вряд ли могут считаться правильными; во-первых, вы не имели права это письмо задерживать на том основании, что явка свидетеля могла повредить обвинению; во-вторых, какое у вас было основание сделать распоряжение об аресте, и, когда оказалось, что он еще не успел уехать, о мерах «к недопущению побега»? Из другой телеграммы полковника Шределя видно, что енисейская администрация отказывается его препроводить. Казалось бы, раз суд его допускает в качестве свидетеля, раз он сам хочет, нужно оказать содействие в интересах правосудия, чтобы свидетель на суд явился. Тут имеется «разбор шифрованной телеграммы из Киева. От чиновника особых поручений Дьяченко на имя директора департамента полиции. Подана 23-го сего сентября 1913 года. Настроение в Киеве приподнятое, среди союзников и кругах еврейской буржуазии, меры предупреждения беспорядков приняты. Замысловский, Виппер охраняются, наружное наблюдение за присяжными заседателями пока не провалено, осуществляется осторожно, но результатов не дает и дать не может, состав присяжных мало интеллигентный — половина крестьян и мелких собственников. Подполковник Иванов категорично доложил, что Караев не оказывал ему агентурных услуг по делу Ющинского». Относительно этих мер: задержки письма Караева, арестование и задержание свидетеля на месте, — вы докладывали министру внутренних дел?
Белецкий. — Я говорю, что ни одного распоряжения не было сделано помимо двух министров. Я докладывал лично или пересылал письма при своем письме, в своем конверте.
Председатель. — Так что, иногда были устные, а иногда письменные доклады?
Белецкий. — Это уже впоследствии. Получая письма, я всегда делал отметки. Потом, также было приказано сообщать Замысловскому все интересные сведения до момента его отъезда, так что, история с Караевым Замысловскому была известна. Возможно, что все мероприятия были сделаны под влиянием совета Замысловского, который с этим делом был хорошо знаком.