Падение царского режима. Том 4
Шрифт:
Агитация, поведенная Мануйловым, была так сильна, что Штюрмер под влиянием и личного своего нерасположения к Климовичу и вследствие указания Распутина и Вырубовой вызывал к себе сначала ген. Батюшина, которого его вниманию рекомендовал Мануйлов, предлагая ему должность директора департамента полиции, но Батюшин от этого предложения отказался, а затем полк. Резанова, на назначение коего, если не ошибаюсь, не согласился Степанов, всячески отстаивая Климовича.
Ген. Климович об этом знал как со слов моих, так и от Глобачева и Степанова и решил заручиться расположением Вырубовой. При одном из моих посещений Вырубовой, она мне передала о своем недоумении по поводу приезда к ней Климовича, предложившего принять в дар для нужд ее лечебного заведения участок земли в Керчь-Еникале, где Климович был до перехода в Ростов градоначальником, участок, который город предоставляет в его распоряжение на благотворительные нужды, о чем он сносился с заместителем его, полк. Модлем (Марковым). Не помню хорошо, но кажется А. А. Вырубова любезно отклонила это предложение, потому что, передавая мне об этом посещении ген. Климовича, она добавила, что в этом предложении его она усмотрела шаткость его служебного положения и желание ее поддержки, чего она не склонна ему оказывать, так как не видела в нем чувства того доброжелательства к Распутину с первых его шагов на посту директора, о которых он, Климович, ей говорил теперь.
В один из ближайших после этого дней, переговариваясь с Климовичем по телефону, я, не передавая ему того, что мне оттеняла Вырубова относительно ее мнения о нем, спросил его, между прочим, доволен ли он своим свиданием с Вырубовой. Слышно было по тону голоса, что такая моя осведомленность его поразила; поэтому я ему сказал, что мне Вырубова говорила о его посещении, и вследствие этого Климович повторил мне существо своего предложения, сделанного Вырубовой; но, не указывая мотивов, заставивших его предложить это пожертвование
Мануйлов не успокоился и, как выяснилось уже впоследствии на основании арестованного у него Климовичем при обыске одного документа, в руки следственной власти не переданного, но мне Климовичем показанного, убедил Штюрмера в необходимости создать при нем, Штюрмере, как при председателе совета министров, подобно тому, как это было при Плеве, но с более широкими заданиями, как бы особый сверх-департамент полиции — учреждение, совершенно законспирированное от всех высших правительственных лиц и установлений, в том числе, в особенности, от департамента полиции, который, имея во главе, в качестве руководителя, полк. Резанова и Мануйлова в роли его помощника, пользуясь особым широким кредитом из военного фонда, и притом зашифрованным, мог бы, при помощи огромной сети своей агентуры, освещать для председателя совета не только политическое и общественное настроение империи, но и сферу дипломатическую (не исключая и дружественных нам держав, в особенности Англии), торгово-промышленность, печать русскую и заграничную, все, касающееся министерств и законодательных палат, а также настроение армии и флота как на театре военных действий, так и внутри империи, и широко поставленный контр-шпионаж. Судя по тому, что мне впоследствии передавал Мануйлов, эта мысль была близка к осуществлению Штюрмером, имевшим по этому поводу ряд совещаний с Резановым и Мануйловым, нравилась Распутину, с которым Мануйлов, как равно и с Вырубовой, познакомил полк. Резанова, и только арест Мануйлова, а затем последовавшая в скорости после этого смена Штюрмера на посту министра внутренних дел приостановили приведение ее в исполнение.
Неудовольствие Штюрмера Климовичем накопилось и, в конце концов, вылилось в бесповоротное решение, путем уступки настояниям Мануйлова и Распутина, удалить Климовича с должности директора, с назначением, как мне затем передавал Мануйлов, директором Резанова, а его, Мануйлова, заведующим политическим отделом в той формации, как он проектировал. Заступничество за Климовича со стороны Степанова помогло Климовичу только в том отношении, что Штюрмер согласился на назначение Климовича в сенат и, по этому поводу, вошел в сношение с министром юстиции, который обещал, как вследствие просьбы Степанова, так и личного расположения А. А. Хвостова к Климовичу, свое содействие, о чем мне Климович и сообщил. Но уход Климовича в сенат в ту пору не состоялся вследствие неожиданных как для самого Штюрмера, так и для А. А. Хвостова перемещений в составе кабинета. По словам Климовича, передававшего мне этот эпизод на Кавказе летом, во время посещения им лечившейся в Ессентуках жены, Штюрмер в день получения из ставки указа о назначении его министром иностранных дел, еще не зная об этом указе и о состоявшемся назначении на пост министра внутренних дел А. А. Хвостова, обратился к последнему, если не ошибаюсь, в присутствии Степанова, с просьбой об ускорении назначения в сенат Климовича и от А. А. Хвостова узнал, что Хвостов уже не министр юстиции и, взволновавшись, просил его немедленно приехать к нему и рассказать подробности перевода его, А. А. Хвостова, на пост министра внутренних дел. А. А. Хвостов мог показать Штюрмеру обмен телеграмм между государем и им, А. А. Хвостовым, по этому поводу. Телеграмма государя была лаконическая и содержала в себе просьбу принять портфель министра внутренних дел и надежду, что он в такое ответственное время эту просьбу исполнит; в своей ответной телеграмме А. А. Хвостов, подчиняясь воле его величества, доложил о своей неподготовленности для занятия этой должности и о своем болезненном состоянии, которое может помешать ему нести эти новые обязанности с должным напряжением всех своих сил, а затем последовал указ. Штюрмер получил указ о своем назначении, как мне передавал Климович, после этого разговора с Хвостовым.
Для того, чтобы уяснить себе ход предшествовавших этому переводу перемещений, я, по приезде, спросил по этому поводу Распутина и узнал от него, в дополнение к тому, что я раньше знал, некоторые подробности, делавшие для меня понятными мотивы перевода А. А. Хвостова, а не обратного возвращения его в члены государственного совета, сущность которых заключалась в деле Сухомлинова. Так как по этому делу я был вызван в качестве свидетеля в суд, то я считал [*] долгом несколько подробнее на нем остановиться, в дополнение к тому, что мною частично было доложено о ген. Сухомлинове, в связи с обрисовкой личности кн. Андроникова. Сухомлинова я знал еще со времени моей службы в Киеве при генерал-губернаторе М. И. Драгомирове, затем, как киевлянин, приезжая к родным, я слышал много хороших отзывов о Сухомлинове как администраторе, когда он занимал должность киевского генерал-губернатора и, наконец, здесь в Петрограде мне пришлось встретиться с Сухомлиновым как военным министром и, будучи директором департамента полиции, входить с ним в общение служебное, а затем бывать у него в качестве знакомого, хотя и не частого гостя и обращаться изредка к нему с просьбами частного характера, которые он всегда любезно исполнял, не выходя из пределов служебных полномочий.
Стран. 515, сн. 14 стр.
«считал», надо: «считаю». [В оригинале это примечание расположено в 7 томе. — В.М.]
Из дел, особо интересовавших Сухомлинова, в бытность мою директором департамента полиции, насколько я помню, было три: 1) по поводу урегулирования вопроса о постановке агентуры в войсках, где он стоял на стороне командующих войсками, 2) о волнениях в Туркестанском лагере, в коих он обвинял ген. Самсонова и воспользовался данными департамента полиции для командирования на место беспорядков, по высочайшему повелению, ген. Звонникова [*] , и 3) о Мясоедове. Полковник Мясоедов, после виленского процесса, кажется, 1905 г., где он, как свидетель, давая показание на суде, разоблачил роли и значение командированных департаментом полиции чинов для выяснения путей получения революционными организациями из заграницы автоматического оружия и боевых припасов [*] , тщетно пытался, прибегая к высоким связям, вернуться обратно на службу в корпус жандармов, откуда он был уволен, при ген. Курлове, распоряжением покойного П. А. Столыпина.
Стран. 516, св. 4–8 стр.
«о волнениях в Туркестанском лагере, в коих он обвинял ген. Самсонова, и воспользовался данными д-та полиции для командирования на место беспорядков, по выс. повелению, ген. Звонникова». — Восстание 1 июля 1912 г. во 2 турк. сап. бат., в лагере под с. Троицким, близ Ташкента, сопровождавшееся убийством 4-х и ранением нескольких офицеров. Приговором местного военно-окр. суда от 9 авг. того же года 15 саперов приговорено к смертной казни (из них 14 повешено), 18 — к бессрочной каторге, 63 — к каторге на 15 лет, 15 — на 8 лет, 16 — на 4 г., 63 — в испр. арест. отд. на 6 лет, 16 — на 4 года и 15 чел. — в дисц. батал. на разн. сроки, 7 оправдано. Подр. см. ст. А. Черновского в «Былом» № 1/29 1925 г., стр. 109–118. [В оригинале это примечание расположено в 7 томе. — В.М.]
Стран. 516, св. 8–15 стр.
«Полк. Мясоедов, после Виленского процесса, кажется 1905 г., где он, как свидетель, давая показания на суде, разоблачил роли и значение командированных д-том полиции чиновн. для выяснения путей получения революц. организациями из-за границы автоматического оружия и боевых припасов» и т. д. — М. выступал в вил. военно-окр. суде в конце 1907 г. в кач. свидетеля по д. нескольких лиц, обвин. в гос. преступлении, при чем показал, что найденные у обвиняемых тюки с прокламац., оружие и взрывч. вещества легко могли быть им подброшены агентами жанд. ротм. Пономарева, командированн. тогда д-том пол. в приграничн. полосу для наблюдения за провозом революц. организациями оружия из-за границы, тем более, что эти же агенты подбросили раз и ему, М., взрывч. снаряды, и нелегальную литературу, что он во-время заметил. Показание М. послужило основанием к оправданию подсудимых, сообщению судом о действиях Пономарева м-ру вн. дел и последовавшему затем преданию суду Пономарева и увольнен. М., в связи с имевшимися ранее сведениями о провозе им из-за границы контрабанды, в отставку (см. ст. Н. Элькина «Почему казнили полк. Мясоедова» в журн. «Суд идет» №№ 19
Полк. Мясоедова я знал еще по своей службе в Ковенской губернии, когда мне приходилось, как и всем чинам судебного и других ведомств, при поездках в Кретинген, Тауроген и другие наши пограничные пункты для ревизии пограничных полицейских чинов, проезжать, но с установленным бесплатным паспортом, вержболовскую границу, где состоял на службе в ту пору Мясоедов в качестве старшего жандармского офицера, осуществлявшего наблюдение как за проезжающими через эту границу лицами, так и по секретным поручениям департамента полиции и корпуса жандармов. В этом пункте Мясоедов служил долгое время, сумел быть полезным многим высокопоставленным лицам, в особенности их женам во время возвращения в Россию с купленными заграницею вещами, был в самых лучших отношениях со всеми пограничными властями Германии, состоявшей в ту пору в дружеских отношениях с Россией, пользовался особым вниманием к себе со стороны императора Вильгельма, всегда приглашавшего его на свои охоты в окрестностях, прилегающих к русской границе, в особенности в Фортеторийске и вблизи Полангена, принимал участие, в качестве пайщика, в экспедиторских конторах германских в Кибортах [*] и русских в Вержболове, и неоднократно, в силу этого, был на особом замечании чинов таможни и министерства финансов, имевшего даже по поводу неблаговидных в этом отношении действий Мясоедова ряд переписок с штабом корпуса жандармов, отстаивавшим Мясоедова. Затем, когда я был вице-директором департамента полиции, то, в качестве заведующего законодательной частью, занимаясь в ту пору разработкой вопроса о коренном изменении паспортной системы на началах отмены обязательности паспортов, я был приглашен к участию в работах совета по делам торговли и мореплавания по расширению добровольного флота с точки зрения создания мощного русского коммерческого флота, который мог бы, в случае войны с Германией, быть сильным подспорьем для нашего военного флота. С этой целью имелось в виду принять со стороны правительства все меры к тому, чтобы убить частную конкуренцию в лице восточно-азиатского общества и других предприятий, созданных немецкими акционерами, при широкой поддержке германского производства, для перевоза через немецкие границы и порты наших русских эмигрантов. При этом, в числе мер для поддержки национального флота, имелось в виду, — и в этом отношении я получил самые широкие полномочия, — коренным образом изменить всю систему отношений правительства к эмигрантам, узаконить это отражение условий жизни того времени, снять все формальности, в особенности паспортного и фискального характера и дать возможность огромной массе рабочего люда и еврейской бедноте не тайно, а явно, вне определения срока времени пребывания заграницей, уезжать из России не только по русским железнодорожным путям и на русских пароходах. Во время продолжительных заседаний, при рассмотрении выработанного по сему поводу правительственного законопроекта, мне пришлось вступать неоднократно, при председателе — товарище министра, а потом Барке [*] , в самые горячие дебаты с полк. Мясоедовым, являвшимся одним из главных представителей восточно-азиатского пароходного общества.
Стран. 516, сн. 13 стр.
«Кибортах», надо: «Кибартах». [В оригинале это примечание расположено в 7 томе. — В.М.]
Стран. 517, св. 18 стр.
«а потом Барке», надо: «а потом министре финансов Барке». [В оригинале это примечание расположено в 7 томе. — В.М.]
Роль и значение в особенности этого общества была широко очерчена в «Торгово-промышленной газете» еще в 1905–1906 г.; она разоблачала деятельность этого и подобного рода пароходных предприятий, работавших в водах, омывающих Прибалтийский край, не столько с коммерческими, сколько с стратегическими и обследовательными в интересах Германии целями. В виду всех этих причин, попытки Мясоедова вернуться в корпус оканчивались неудачей. Вследствие этого Мясоедов, не оставляя своего желания снова вступить в состав офицеров русской армии, как мне передавали, сблизился заграницей с супругой Сухомлинова, на почве оказания ей услуг, а затем и с ним самим во время лечения их на водах, сумел войти к ним в особое доверие и при приезде в Россию стал часто бывать у Сухомлиновых, в виду чего, когда он выразил желание поступить в генеральный штаб для борьбы с контр-шпионажем, Сухомлинов изъявил свое согласие и, получив ответ от министерства внутренних дел, в общих чертах дающий неодобрительный отзыв о Мясоедове, лично обратился к министру внутренних дел А. А. Макарову с просьбой пересмотреть это дело. Когда А. А. Макарову была представлена мною в подробностях вся справка о Мясоедове, то он поручил мне отправиться к Сухомлинову и подробно с нею его ознакомить. Так как в этой справке явных улик, изобличающих Мясоедова как лица, служащего интересам иностранной державы, не было, а было выставлено лишь много косвенных соображений, внушающих подозрение к нему, то Сухомлинов, узнав от меня, что эту справку составлял заведующий политическим отделом департамента полиции полк. Еремин, которого ген. Сухомлинов хорошо знал еще по Киеву во время службы Еремина в должности начальника киевского охранного отделения в дни революции, просил меня поручить полк. Еремину прийти к нему со всеми подлинными переписками, относящимися к делу Мясоедова.
Просмотрев все представленные Ереминым дела и выслушав доклад последнего об опасности допуска Мясоедова к делам особо секретного свойства генерального штаба, Сухомлинов, тем не менее, остался при своем первоначальном решении, и приказ о прикомандировании Мясоедова к генеральному штабу по отделу о контр-разведке (наименования должности точно не помню) через некоторое время состоялся. После этого Мясоедов явился ко мне и дал мне понять, что хотя департамент полиции и чинил ему препятствия к его назначению, но, тем не менее, этим самым только укрепил доверие к нему со стороны ген. Сухомлинова, давшего ему такое ответственное поручение, и просил меня допустить его к делам секретного свойства по политическому отделу для ознакомления с данными, могущими быть ему полезными в новой его должности. Получив от меня ответ, что все из интересующей его области департамент полиции, от имени министра внутренних дел, сообщает особо секретными письмами министру военному, Мясоедов, тем не менее, просил меня о разрешении, от поры до времени, заходить в особый отдел департамента полиции для наведения или проверки необходимых ему справок или для личного ознакомления с переписками, сославшись на то, что, в данном случае, эта просьба исходит не от него, а военного министра. Хотя военный министр потом попросил министра внутренних дел оказывать в этом отношении содействие полк. Мясоедову, но министр внутренних дел, которому я передал о своем опасении допуска Мясоедова к делам политического отдела, поручил мне продолжать старую систему сношения по делам о контр-шпионаже с министром военным, и поэтому я, переговорив с полк. Ереминым и Виссарионовым, установил, чтобы во время заходов к Еремину полк. Мясоедова, Еремин в вежливой форме, не обижая его, узнав о существе его просьб для последующего затем, если в департаменте полиции имеются сведения, сообщения начальнику генерального штаба или военному министру, отговаривался неимением в распоряжении департамента этих данных. С своей стороны и ген. Поливанов принял, как мне известно было из наведенной мною справки, ту же систему недопуска Мясоедова к делам и планам особо важного значения в деле обороны по генеральному штабу, что вызвало, по жалобе Мясоедова, личное вмешательство ген. Сухомлинова и, если я не ошибаюсь, изменение, по его приказанию, заведенного ранее в этой области порядка в выделении известной группы дел в личное заведывание полк. Мясоедова, под его, министра, руководством.
После выступления А. И. Гучкова против Сухомлинова, вместе с тем, и по поводу приглашения последним на службу полк. Мясоедова и разоблачающей деятельность Мясоедова статьи Б. Суворина в «Вечернем Времени», Мясоедов принужден был уйти в действующую армию в отряд ген. Ренненкампфа, я точно не знаю, но слышал, что это назначение состоялось, будто бы, помимо Сухомлинова, по просьбе его жены, о чем даже не знал сам Сухомлинов, но я этому не верил, зная лично расположение к Мясоедову ген. Сухомлинова; со слов же Ренненкампфа, который считал Сухомлинова виновником в его отозвании от командования в действующей армии, знаю, что Ренненкампф, знакомству которого с А. И. Гучковым Сухомлинов придавал особое значение, при явке к нему полк. Мясоедова был очень удивлен этому назначению, зная историю Мясоедова и со слов Поливанова, и А. И. Гучкова, и поэтому все время относился к нему подозрительно, следил за ним, а затем поставил к нему агентуру, пользуясь указаниями полк. Ерандакова, заместившего Мясоедова при штабе. Наконец, во время моего посещения ген. Сухомлинова после его ухода, Сухомлинов, после повешения Мясоедова, мне передавал, что один из военных судей, его знакомый (фамилии не сообщил) ему писал о вынесенном им от судебного материала впечатлении о недостаточности, якобы, улик, послуживших к обвинению Мясоедова по ст. 1084 [*] .
Стран. 519, св. 23 стр.
«по ст. 1084», надо: «по ст. 108», т.-е. в государств. измене. [В оригинале это примечание расположено в 7 томе. — В.М.]