Падение драконов
Шрифт:
Она ударила один-единственный раз, и ее каменный топор разрубил грудную клетку, ломая ребра и разрывая мышцы, сухожилия и кишечник. Ради этого удара она столько лет училась и столько лет воевала. Он был идеален, она нанесла его не раздумывая, и сознание ее оставалось чистым и пустым. Рогатый не стал защищаться и упал, отчаянно дернувшись. Гнев исчез с его лица, и его дух ушел. Моган медленно подняла обе руки, насмехаясь над съежившимися боглинами и вражескими кветнетогами.
— Поняли, кто я? — прорычала она в темноту.
Хависса
Когда появился дракон, она, конечно, испугалась, но как-то смутно, потому что к этому времени она испытала так много ужаса, что он уже стал не страшнее головной боли. По чистой удаче она отделалась волдырями на лице. Половина ее полка погибла; она ударила ножом очередного боглина и попыталась отдышаться.
Северянка Суинфорд была старожилом, она прослужила в полку десять лет. Когда Хэнд и Редмид сгорели, она оказалась старшим офицером. По крайней мере, больше не никто не пытался командовать. Она готова была сдаться и погибнуть, но тут увидела, как герцогиня Моган завалила «сына Эша», как мясник — свинью. Это зрелище вдруг дало ей силы жить и, кажется, надежду.
— Стрелы! — крикнула она Коллингфорду, одному из лучших оставшихся у нее старых егерей. — Нам нужна тысяча стрел.
— Где же их взять… — устало сказал он.
— Хотя бы попробуй, — приказала она. — Вернись к хребту. Найди… Зеленого графа. Или Сказочную Королеву. Кого-то из главных, кто знает, где обоз. Скажи им, что мы живы. Мы держимся. Нам просто нужны стрелы. Давай, вперед.
Он отсалютовал ей, и это было так нелепо, что оба рассмеялись.
На западе от поля боя Эш содрогнулся в воздухе, словно от сильного удара. Если бы он верил в какого-то бога, он бы проклял его имя. Создавая своих рогатых пешек, он сильно рисковал — их смерть становилась ударом для него. Двое за один день — ужасный убыток. Он пошатнулся и потерял высоту.
А в эфире бушевала настоящая битва, и Эш увидел ее и подумал, что понимает, что видит. Два легиона воли нападали на два хора изнутри и снаружи, пока его подручный Орли метал сгустки силы в герметическую ткань щитов, защищавших аббатство от его атак в реальности. Он походил на ребенка, плещущего в замок водой, вот только замок был выстроен не из камня, а изо льда, и вода медленно плавила стены. Орли свободно черпал силу из источника своего хозяина, упиваясь ощущением, что именно он, а вовсе не Эш — величайший колдун в мире.
Замок вздрогнул раз, другой.
Воля остановилась.
На мгновение воцарилась тишина, а потом хор медленно запел Benedictus, сопрано взлетели над сильными альтами, альты добавили к хвалебной песни свои Gloria…
Воля атаковала. Она ударила единственной нотой, диссонансом, ревущим в унисон
Хоры дрогнули.
Но не дрогнули старшие сестры, они пели дальше, не обращая внимания на чуждую ноту. За стенами замка поток сырой силы хлестал по щитам северной башни, и Мирам пришлось забрать часть резервов у хора, чтобы укрепить охранные заклинания.
Она больше не могла удерживать все заклинания в голове.
Это стало слишком сложно, слишком ужасно, и она удерживала столько, сколько могла, теряя по чуть-чуть то здесь, то там и словно бы издали видя собственное испуганное лицемерие. Потерянное воспоминание, пропавшая надежда… воля забирала у нее интеллект постепенно.
В конце концов ей осталось только молиться.
Мирам обмякла, кровь хлынула у нее из носа и рта, и на мгновение солистки хора приняли на себя всю тяжесть рушащихся заклинаний. А потом нечто настолько чудовищное, что рядом с ним Эш казался карликом, пропело единственную ноту.
Далеко, на невообразимом расстоянии отсюда, другая половина воли замерла и поняла, что такое страх.
И в этот момент в часовню вбежал рыцарь с обнаженным мечом, а за ним женщина в длинном черном плаще, которая летела к Мирам изо всех сил, хватая ртом воздух. Судьба всей вселенной зависела от единственного шага, и женщина протянула руку и выхватила жезл из безжизненной руки Мирам. Капюшон слетел, Дезидерата заняла место Мирам, и стена ее разума была подобна золотому зеркалу.
— Magnificat, — велела она.
И в это мгновение воля проиграла. Ближняя половина воли как будто закричала, и стройная нота атаки разом превратилась в отчаянный диссонанс, и хоры аббатства, побежденные за миг до этого, сплотились, когда на их защиту встали голос и разум Дезидераты.
Эш увидел, как замерцали щиты аббатства, как погасли охранные заклинания, и швырнул разящий клинок своей мысли не через Орли, а напрямую, вытянув собственный коготь. Северная башня подломилась у основания и рухнула вниз, разом задавив тысячи людей, боглинов, троллей, демонов и ирков. Часовня вздрогнула, и витраж большого окна-розы разлетелся вдребезги. Осколки стекла засыпали пол.
Но женщина в кресле аббатисы была непоколебима. Ее чистый голос взлетал к небесам, и Эш не мог ее остановить. Воля отскакивала от ее разума, как ребенок, пытающийся взобраться на стеклянную стену, и удары дракона не задели ее. И хор присоединялся к ней, один голос за другим. Какие-то голоса дрожали, но другие были сильны.
Эш обрушил на аббатство огненный дождь, и стены ломались и оседали, превращаясь в руины, но стояла часовня, стояла Дезидерата, и врата, которые приоткрылись на ширину отчаяния, снова захлопнулись со всей силой надежды, и защитные заклинания вернулись на свои места.