Падение Рима

Марцеллин Аммиан

А тот, понимая трагичность своего положения и зная, что не в силах противостоять целой империи, решил заключить союз с вандалами, которые во главе с королём Гензерихом обосновались в Испании.

Бонифаций послал верных ему людей, предлагая Гензериху войти в Ливию, чтобы владеть её третьей частью и совместно отражать нападения римских легионов. По заключению такого договора вандалы переправились через Гадирский пролив [56] и вступили в пределы Африки.

Но римляне не хотели верить в случившееся, они даже не могли представить, что доблестный герой Массалии, получивший столько наград и оказавший столько услуг империи, вдруг нарушил долг верноподданничества

и призвал варваров на разорение вверенной его управлению провинции. Друзья Бонифация, всё ещё державшиеся того мнения, что преступный образ действия полководца вызван какими-то честными мотивами, испросили, в отсутствие при дворце Аэция, позволение вступить в переговоры с правителем Ливии, и с этим важным поручением был отправлен один из видных сановников по имени Дарий.

56

Гадирский пролив — Гибралтарский.

Дарий имел при себе и ещё одно письмо, которое, в отличие от других, было огорчительным для Бонифация, — это письмо Августина, снова усомнившегося в честности полководца. Строгий епископ, не пытаясь даже разобраться в истине, благочестиво убеждает своего друга исполнить обязанность христианина, предлагая немедленно выпутаться из своего опасного и преступного положения и обречь себя на безбрачие и покаяние в монастыре, если только ему удастся получить на это согласие своей жены...

На первом свидании Дария и Бонифация в Карфагене выяснились причины воображаемых обид, были предъявлены и сличены между собой противоречивые письма Аэция, и подлог был обнаружен.

Но содеянного это уже не могло изменить, кроме разве того, что было реабилитировано доброе имя Бонифация. Неумолимый король вандалов не шёл ни на какие уступки и решительно отказался выпустить из рук свою богатую добычу.

Африка основательно считалась хлебной житницей, и все семь плодородных провинций, лежавших между Танжером и Триполи, были внезапно залиты потоком вандалов; благородная душа Бонифация терзалась невыразимою скорбью при виде этого нашествия, причиною которого был он сам...

Отряд ветеранов, выступивший под знаменем Бонифация против своего недавнего союзника, и собранные на скорую руку провинциальные войска были разбиты со значительными потерями. А победоносные вандалы Гензериха ещё больше стали опустошать ничем не защищённую Ливию, и единственными африканскими городами, спасшимися от разорения, пока оставались Карфаген, Цирта и Гиппон.

После поражения Бонифаций удалился в Гиппон, где его тревожные размышления, как-то сглаживаясь, перемежались назидательными беседами с другом Августином, епископом Гиппонским, считавшимся светилом и опорой христианской церкви. Но город, в котором находились двое друзей, вскоре также подвергся осаде со стороны вандалов. На третьем месяце осады в возрасте семидесяти шести лет скончатся Блаженный Августин, причисленный церковью к лику святых, хотя юность этого святого, как он сам чистосердечно признавался не раз, была запятнана пороками и заблуждениями. Но с той минуты, как он обратился на истинный путь, до самой смерти отличался чистотою и суровостью своих нравов, а самой выдающейся его добродетелью являлась пылкая ненависть к еретикам христианства. После себя Блаженный Августин оставил двести тридцать два тома, написанных на богословские темы, а также книги обширных толкований Псалтыря и Евангелия и множества посланий и проповедей...

А Бонифацию удалось сесть на корабль, заполненный побеждёнными солдатами, и отплыть в Италию. Полководец, нанёсший республике своим пагубным легкомыслием неизлечимую рану, не мог войти в равеннский дворец без тревожных опасений за свою жизнь. Но эти опасения были рассеяны приветливым обхождением Плацидии, ибо она ведала всю подноготную содеянного Бонифацием...

Пока Бонифаций по вине Аэция участвовал в позорной «африканской

одиссее», тот находился в лагере гуннов. Дело в том, что отец Аэция Гауденций был родом из Скифии и оказался в Паннонии [57] вместе с гуннами, где эти дикие воины основали на плодородных берегах Тизии [58] , населённых местными пастухами и охотниками, свою ставку.

57

П а н и о н и я — страна, занимавшая ранее территорию нынешней Венгрии.

58

Т и з и я — река Тисса.

Под знамёнами гуннов Гауденций участвовал в их завоевательных походах, проявил себя как искусный воин и командир и особенно понравился вождю Ругиласу.

Одно время у Рима и гуннов общими врагами оказались готы. И судьба распорядилась так, что Гауденция отослали в Рим, и он стал служить в императорских войсках начальником кавалерии, но дружбу с Ругиласом не прекращал.

Когда у Гауденция и богатой знатной римлянки подрос сын Аэций, то отец определил его на суровое воспитание в лагерь к гуннам, и мальчик воспитывался там наравне с племянниками Ругиласа Аттилой и Бледой.

Вот как характеризуют Аэция историки: он был небольшого роста, но очень сильный. Хорошо ездил в седле, стрелял из лука, метал дротик и кидал аркан. Он мог по нескольку суток голодать, не спать и оставаться бодрым. Он был одарён мужеством.

Надо сказать, что эти качества подходили для полководца, и в конце концов Аэций стал им, заслужив у современников в то смутное для Римской империи время героическое звание — «последний великий римлянин». И это звание было дано не на пустом месте. Если Бонифаций считался героем защиты Массалии, то Аэций был герой защиты города Арелата (Арля) — богатого торгового центра в Галлии, который полководец отстоял от завоевания вестготов короля Теодориха.

Узнав, что Бонифаций находится уже в Италии и прощён императрицей, Аэций не стал больше сидеть в ставке Ругиласа и с выделенным ему вождём сильным гуннским отрядом тоже вернулся на свою родину.

Плацидия должна была немедленно арестовать Аэция, но она делать этого не захотела, а избрала выжидательную тактику. В конце концов, как и предполагала императрица, эти два непримиримых полководца сразились между собой; Бонифаций получил от Аэция глубокую рану копьём, от которой через несколько дней и скончался.

Плацидия объявила Аэция бунтовщиком, зная, что она его простит. Догадывался об этом и Аэций, когда снова убежал к гуннам и, став во главе шестидесяти тысячного войска дикарей, начал слёзно просить прощение у императрицы... Та, разумеется, простила, апеллируя к сенату, ибо страна оказалась в плачевном положении после отпадения Африки. Вот тогда-то Аэций и выторговал себе звание патриция и консула; он был назначен главным начальником кавалерии и пехоты и сосредоточил в своих руках всю военную власть.

Скорее из благоразумия, чем из сознания своего долга, Аэций оставил порфиру на плечах Феодосиева внука, так что Валентиниан III под патронажем своей мамочки мог наслаждаться спокойствием и роскошью в то время, как патриций выдвигался вперёд во всём своём блеске героя и патриота.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

ТРЕВОЖНЫЕ БЕРЕГА ГАРУМНЫ