Падение Стоуна
Шрифт:
Я не любил Фельстеда. Фельстед не терпел меня. Вот от таких мелочей может зависеть судьба империй.
— Теперь журналистом заделался, да? — сказал он, даже не пытаясь скрыть высокомерного сострадания в тоне.
— Ага, — весело ответил я. — Книжные рецензии, интервью с актрисами и светские сплетни. Замечательно.
— Мне было жаль, когда я услышал про твой уход, — сказал он, подразумевая прямо противоположное. — О нем много говорили.
— Приятно слышать. Печально было бы, если бы никто не заметил.
— Тебя правда вышвырнули?
— Определенно нет, — сказал я. — Нет. Это было потому, что я позаимствовал деньги банка, чтобы заделаться сутенером.
Он моргнул, не зная, как реагировать. Потом идиот решил, что я шучу.
— Что, пришел посмотреть, чего лишился? Без тебя дела идут как будто гладко.
— Отлично. Насколько я понял, вы выпускаете большой заем для аргентинцев. Водопроводная компания?
Он кивнул.
— Самый амбициозный из всех. И мне поручено синдицировать французских участников. Большая ответственность, скажу тебе.
— И как проходит?
— О, прекрасно. Очень даже неплохо. Конечно, понадобится время, чтобы всех собрать. Ты же знаешь французов. Никакой дисциплины. Никакой способности принять решение. Хотят, как Шейлок из «Венецианского купца», свой фунт мяса. Чтобы мы помучились прежде, чем они сделают как сказано. Pour l’honneur du pavillon, [11] сам знаешь. — У него был странный, раздражающе визгливый смех, почти как крики стаи уток в полете.
11
Ради чести знамени (фр.).
— Так если бы я сказал, что через мои контакты до меня дошло, что «Креди Интернасьональ» решил не участвовать в займе, что на деле ни один банк во Франции и близко к бумагам «Барингса» не подойдет, что русские и бельгийские банки тоже заколебались, ты мне ответишь, что это пустые биржевые сплетни и на самом деле все идет гладко?
Он побледнел, и по его реакции я понял, что ничего из этого ему не известно. Ни один банк пока от участия официально не отказался: они приберегали отказ как большой сюрприз. Я задумался, а когда этот сюрприз огласят.
— Непременно отвечу, — сказал он, хотя уверенность в его голосе давала о себе знать как раз своим отсутствием. — Кто тебе рассказал?
— Один информатор, — сказал я. — Такое бывает, когда выходишь в свет. Тебе стоит попробовать. По-твоему, это чушь?
— Абсолютная. Полнейший абсурд. Когда это ценными бумагами «Барингса» пренебрегали? Случается иногда, какой-нибудь банк снижает долю своего участия. Это нормально. Ты сам знаешь. Но несколько банков разом? Им известна наша репутация. Разве лорд Ривлсток хотя бы раз оступился? Ха, да он же гений! Ты сам все знаешь и тем не менее веришь каким-то сплетникам? Ясно, что ты не для банковского дела создан, мой мальчик, если склонен
Мне хотелось ответить, что, вполне очевидно, и он тоже, если склонен к подобному тупоумию. По сути, он мне напомнил, что я не любил в «Барингсе»: самодовольство и уверенность в собственной непогрешимости. Баринги были властителями fin de siecle. [12] Но опять же в начале его правили Ротшильды, а сейчас стали консервативной тенью самих себя. Неужели «Барингс» думает, что будет господствовать вечно?
— Отрадно слышать, — ответил я. — Так, по твоему, мне следует отмахнуться от этих историй? Я подумывал написать что-нибудь для «Таймс»…
12
Конец века (фр.).
— Нет-нет, ни в коем случае! — поспешно сказал он. — Это была бы грубейшая нелояльность. Если станет известно про проблемы, то…
— Так проблемы есть?
— Я же сказал, дело движется медленно. Но заем непростой. Огромная сумма. Трудности неизбежны.
— Так «Креди Интернасьональ» отказался?
— Определенно нет.
— Согласился?
— Пока нет. Там говорят, у них административные затруднения. Но заверили меня, что беспокоиться не о чем. Окончательный ответ будет в следующий четверг утром.
В следующий четверг. Через шесть дней. Это даст два полных биржевых дня, чтобы рынки охватила паника, если все выйдет так, как мне кажется.
— Слушай, — сказал я. — Я не шучу. Я думаю, надвигается буря. Тебе надо послать телеграмму в Лондон, чтобы там могли подготовиться.
Он уставился на меня с пренеприятнейшей недоверчивой ухмылкой.
— Предупредить? О чем? О байке, принесенной журналистом? Ты думаешь, лорд Ривлсток откажется от уикэнда из-за того, что ты слышал на приеме у какой-то вдовы?
— Тут нечто большее.
— Не имеет значения. Никто не может тронуть «Барингс». Тебе-то следовало бы это понимать. Что до телеграммы, в жизни не слышал ничего абсурднее. Держись-ка своих актрис, Корт. Оставь серьезные дела людям, которые понимают, что делают.
Я пожал плечами:
— Прекрасно. Послушаюсь твоего совета. Мне то-то и то-то рассказали, а я передал тебе. Делай со сведениями что угодно. Ты, без сомнения, в своей оценке прав. Как ты говоришь, ты опытнее меня.
— Вот именно, — удовлетворенно сказал он. — И не думай, что я не благодарен тебе за заботу. Очень мило с твоей стороны было прийти. И если в будущем услышишь еще какую-нибудь мелочь, не бойся, приходи, рассказывай мне, сколь бы нелепой она ни была. И позволь как-нибудь поставить тебе выпивку — в награду за труды.
В это мгновение перед глазами у меня замаячила упоительная картина: «Барингс» идет на дно со всем экипажем и Фельстед тонет первым. Я желал французам удачи.