Падение Стоуна
Шрифт:
— Замечательная мысль, — сказал я. — Но не сегодня. В настоящий момент ты оказал бы мне большую услугу, дав взглянуть на бюллетени Фондовой биржи. Я собираю материал о позиции Франции по вопросу двойной конвертируемости. Мне нужна кое-какая базовая информация. «Таймс» ее публикует, но полезно было бы найти все в одном месте.
Утвердив свое превосходство, Фельстед стал сама любезность. К счастью, он не хлопнул меня по спине, пока вел к столу, прежде чем достать банковские бюллетени. Поступи он так, я, возможно, все испортил бы, его ударив.
Ежедневные бюллетени Фондовой биржи — самое скучное чтиво из всех: цены на десятки правительственных
Я терзал себя, читая столбцы цифр, цены и ставки, в надежде найти какой-то намек на то, как будет разворачиваться вторая стадия этой авантюры. Ведь вторая стадия неизбежна. Мсье Юбер был прав: зачем делать что-то, что едва-едва навредит «Барингсу», зато может стоить тебе кучу денег? Но если банки по всему Континенту действительно выступят сообща, происходит нечто серьезное, и можно предположить, что организуют это очень и очень неглупые люди.
Потребовалось почти два часа, но я нашел. И даже я испытал шок. Я предполагал, что найду какое-то свидетельство вторичного наступления на «Барингс», но на деле ситуация была гораздо серьезнее. Она была настолько серьезной, что на существенные цифры поначалу я даже не посмотрел: мне в голову не приходило, что они имеют значение.
Мишенью был не «Барингс». Метили в сам Английский банк.
Едва я их заметил, цифры говорили сами за себя. На протяжении последних двух месяцев из Английского банка откачивались драгоценные металлы. Деньги выводились, новые депозиты не делались или задерживались. Банк Франции, ссылаясь на потребность в золоте для восполнения недособранных налогов вследствие неурожая, отложил депозит десяти миллионов фунтов стерлингов; Русский банк изъял пятнадцать миллионов. Частные банки, которые в обычных обстоятельствах держали бы в Лондоне меньшие, но все равно значительные суммы в золоте на депозите, уходили: сто тысяч фунтов тут, двести тысяч там. В общем и целом (взяв лист бумаги и карандаш, я начал складывать цифры за полтора месяца) было выведено семь миллионов. Согласно моим подсчетам, в сейфах Английского банка осталось меньше четырех миллионов золотом.
И на следующей неделе самый могущественный банк в мире испытает потрясение, от которого пошатнется, что вызовет панику на всех лондонских рынках. Когда люди паникуют, то хотят получить назад свои деньги. Они хотят золото. А «Барингс» захочет одолжить это самое золото, чтобы закрыть бреши в своих позициях. Он обещал «Аргентинской водопроводной компании» пять миллионов. Он должен заплатить, и у него не будет достаточно денег. Каждая акция, зарегистрированная на Бирже, упадет в цене. Банки и их клиенты запаникуют. Очередь из банкиров выстроится у дверей Английского банка, а у того не окажется достаточно золота, чтобы удовлетворить спрос. Ему придется приостановить конвертируемость, сказать, что перестает обменивать банкноты на золото, и репутация всего лондонского Сити рухнет, а первым будет «Барингс».
План был головокружительно дерзкий. И простой. И сработает. «Решительный и здравомыслящий враг не станет тратить время и средства на удар по флоту или вторжение в колонии. Он постарается подорвать репутацию десятка лондонских банкиров». Вот что сказал Нечер, и был совершенно прав. Так и случится. А этот идиот Фельстед отказывается мне верить.
Красота аферы заключалась в том, что даже если кому-то рассказать о ней, это не устранит, а лишь приблизит панику. В Лондоне недостаточно золота, и этого никак не изменить.
Я пришел к выводу, что — пусть даже уже слишком поздно — необходимо хотя бы поставить в известность мистера Уилкинсона, а для этого мне требовалось содействие Джона Стоуна. «Таймс» не могла мне помочь, так как обычно мы посылали статьи публичным телеграфом: шли на местную почту и отправляли их слово за словом. Не слишком секретно, а еще было общеизвестно, что телеграфисты получают небольшое жалованье от полиции, сообщая ей взамен все интересное. Фельстед не поможет, а вот Стоун, подумал я, согласится. И я знал, что у его компаний есть собственные линии телеграфной связи, сообщения по которым, вероятно, можно перехватить, но которые с большей вероятностью пройдут незамеченными.
Однако найти Стоуна оказалось непросто. Я знал, что он держит контору рядом с Пале-Рояль, но она была закрыта — было уже так поздно, что я поехал туда скорее из дотошности, чем в надежде на успех. Еще я знал, что обычно он останавливается в «Отель дю Лувр», но и в апартаментах его не оказалось. Потребовался изрядный подкуп, чтобы мне позволили подняться и поговорить с его камердинером.
— Боюсь, мне неизвестно, где мистер Стоун, сэр, — сказал этот тип, с каменным лицом глядя мне прямо в глаза.
— Нет, известно, — укоризненно ответил я. — И сколь бы похвальной ни была ваша ложь в обычных обстоятельствах, но не теперь. Мне нужно увидеться с вашим хозяином, и как можно скорее. Это дело величайшей срочности, и он не поблагодарит вас, если вы не скажете мне, где его найти.
Слуга несколько секунд помедлил, потом с величайшей неохотой сказал:
— Думаю, он приглашен на чай к графине фон Футак. Но я не знаю, где…
Я широко улыбнулся.
— Зато я знаю. Молодчина, спасибо. Я позабочусь, чтобы он узнал о вашем безупречном умении оценить ситуацию.
Я не сбежал бегом по лестнице, но спешил и определенно оттолкнул пожилого господина, ждущего, чтобы его подсадили в фиакр у парадного. Он нахмурился, я сделал извиняющийся жест, когда запрыгивал внутрь и называл адрес.
Понадобилась четверть часа, чтобы доехать до особняка Элизабет, и я колотил в дверь, пока меня не впустили, а тогда потребовал, чтобы меня провели к ней и к Стоуну. Тут мне пришло в голову, что я, возможно, ставлю их обоих в крайне неловкое положение. Элизабет говорила, что принимает посетителей только в определенные дни и в определенные часы. В остальное время у нее есть собственные дела. Этот вечер был не из тех, когда она принимала кого-либо, помимо акционеров. Значило ли это, что Стоун приобрел акции? Странно, но, ожидая в передней, я очень надеялся, что нет. Впрочем, у меня не было времени задуматься, почему для меня это важно.