Падение Света
Шрифт:
Глаза Финарры сузились. — Считаете, будто ваша вера оскопила бога, так? Вы сделали бога неспособным защитить себя. Беспомощным.
— Вера свойственна разуму смертных, — сказал Реш. — Но поглядите в зеркало и увидите, что вы агнец в когтях волка.
— И теперь вас терзает чувство вины, вы сокрушены самообвинениями? Не думала, что жалость к себе можно счесть священной но, похоже, вы легко управились, ведун, и сделали жалкие рыдания родом ритуальных возлияний. Какова же будет ваша жертва? Ах да, вы сами.
Он фыркнул: — Сказала женщина, растоптавшая свой офицерский чин. Заявившая, будто Калату Хастейну она не нужна.
Лишь
Реш отвернулся. И вздохнул: — Я не могу держать Кепло на поводке. Неужели придется устроить очередное преступление в присутствии Матери?
— Он ваш друг, но не мой.
— Был. Теперь я не уверен. — Он встретил ее взор. — Хотите противостать измене? Будете защищать Мать Тьму с мечом в руке?
— Против двенадцати зверей? Смерть будет быстрой.
— Тогда зачем противитесь моему желанию отослать вас?
— Я еду в Харкенас, ведун. В компании или одна.
— Чего вы там ищете?
Она промолчала. Правда в том, что ответа у нее нет. Но она ощущала себя связанной с судьбой трясов, как лист, попавший в кучу листьев или силой собственной тяжести увлеченный в поток. Однако… что там ниже по течению, остается непонятным. Реш ищет цель для братьев и сестер, верит, будто найдет знание, изучая Терондай.
А Кепло Дрим, запятнанный кровью и молчащий целыми днями? Жестокое обещание блестит в глазах. Этот мужчина ныне с легкостью скалит клыки. Лишь глупец не ощутит страха перед тем, что вселилось в него.
— Волшебство, — оборвал Реш ее мысли, — нынче льется кровью из смертельной раны. Если не стать осторожными, капитан, Куральд Галайн утонет в этом потоке.
— Так используйте его, ведун. Используйте, если можете.
— Опасное предложение.
— Вы что, дитя? — возмутилась она. — Не знаете, как ограничивать себя?
— Дитя? — Казалось, он обдумывает слово, не заметив, что сказано оно тоном вызова. — Да, думаю, да. Все мы ныне дети, запертые в небольшой комнате, а в середине стоит сундук с ножами.
Вдруг продрогнув, Финарра Стоун отвернулась, забирая перчатки и плащ со скамьи у дверей. — Просто останетесь здесь? Лишь я буду сопровождать Кепло?
Они вздрогнули от внезапного, резкого кашля Шекканто. Сиделка, почти задремавшая у постели, склонилась, не давая старухе упасть. Содрогнувшись от прикосновения монахини, Шекканто произнесла: — Королевская кровь истончилась, но я все же чую ее вкус. Дозорный иссыхает в одиночестве, принц, мечтающий о сестре. Она ощутит клинок в руках и встанет в сумерках дня, и потому наречена будет Полутьмой. Не монах, не монахиня, но они нашей крови. Трясам нужна королева. На Берегу… Королева… — Глаза широко раскрылись, она замерла в руках монахини. — Ох, благослови меня! Наши дети не заслужили такого!
Мать осела, качая головой. — Пусть их возьмет Витр, — бормотала она. — Серебряный огонь… плоть от костей…
Реш бросился к ней. — Ваша Милость, вы изрекли пророчество?
Она с внезапной силой подняла голову, глядя ведуну в лицо. — Пророчество? В зад пророчество. Бессмертная Тень, я вижу причины. Он вечно беспокоен. Ты узнаешь его по этой привычке. — Морщинистое лицо исказилось мучительной улыбкой. — О, умный мальчик. Отдаю должное.
— Ваша Милость?
— Когда Первый Сын придет, ответьте на его нужду. Умрите за любовь, коей не ведали никогда, ради чужого дела. Умрите, дабы сохранить то, чего
Реш склонился ближе.
Монахиня покачала головой: — Всего лишь сон.
Пошатнувшись, Реш отпрянул. Посмотрел на Финарру воспаленными глазами.
— Никакого смысла, — сказала она. — Не уделяйте внимания ее словам. Идемте, день кончается. Нужно ехать сейчас или ждать утра.
Когда она покинула палату, ведун последовал. Он ничего не говорил, но Финарра помнила его взгляд, его откровенную тоску, ужасную жажду.
«Монахи, монахини, ведьмы и ведуны, сестры, братья. Все звания требуют веры. Но мне ничего такого не надо. Я не люблю ходить от храма к храму, от алтаря к алтарю, отчаянно ища причастия. Ваша милость, ум ваш действительно погас, если вы увидели во мне… что-то».
Во дворе царил зимний холод. День угасал. Заметив их, Кепло дернулся в седле. Он кутался в темные меха, словно насмехаясь над собой. Звериный взор устремился на Финарру, потом на Реша. — Ты не отверг ее? Это наше странствие, ведун. Нас двое, во имя Трясов.
Подойдя к лошади, Реш на миг замер, изучая старого друга. — Какое утешение слышать такие слова, Кепло. Ты еще считаешь себя одним из нас.
Кепло Дрим нахмурился. — Разумеется. Почему я должен считать иначе?
Реш сел в седло и схватил поводья. — Она едет с нами. Как ты сказал, Кепло — во имя Трясов.
— Ведун, — предостерегающе сказала Финарра.
Однако тот попросту пожал плечами: — Полутьма уже обнимает нас, как вижу. И хорошо. — Он пнул лошадь, заставляя тронуться и разворачивая к воротам.
Ругнувшись под нос, Финарра вскочила на коня и последовала за мужчинами. Они поскачут в ночи. Она с завистью смотрела на меха, окутавшие плечи Кепло. Уже и сейчас холодно…
* * *
После снежной бури воздух не спешил избавляться от ледяной промозглости. Однако южные ветры приносили все больше тепла, размягчали плотные снеговые барханы, пока лик снегов не покрылся оспинами; старая дорога, по которой ехал Кагемендра Тулас, почернела от грязи и блестела лужами.
Очевидно было, что он ехал по следам других странников — иные были на лошадях, другие шли пешком или погоняли перегруженных мулов. Пока что ему не попадались наспех засыпанные могилы, чему он был только рад. Расставшись с Калатом Хастейном и хранителями. Кагемендра никого еще не повстречал. И не удивительно. Зима переменчива, способна втягивать когти, словно кошка; нынешняя оттепель мало что значит. Сезону осталось еще несколько месяцев.
Он нагонял беженцев — кем еще они могли быть? — но без спешки и особого желания встречи. Ему не хотелось обрести компанию, возложить на себя чужое бремя и лишние заботы. Он и сам почти голодал, лошади приходилось не лучше. Имение отца теперь стало его имением. Холодное наследство. Он не был даже уверен, что оно обитаемо. В отсутствие сына слуги, подданные отца, могли предаться лени и порокам или, еще вернее, скуке. Вполне возможно, что он едет к заброшенным руинам. Ни один беженец не найдет там приюта.