Падение Света
Шрифт:
Она снова их слышит, будто пламя доносит глас торжества, поднимает среди искр и дыма. Видит юного Вренека, такого маленького, всего в копоти и ожогах, волосы крошатся, глаза полны слез — он вырывается из рук Джинии, словно хочет бежать в конюшни, спасать лошадей.
Потом Орфанталь стоит в стороне, в ночной рубашке, и смотрит на Вренека, прижав кулачок ко рту.
«Тихо, Вренек. Слишком поздно для них. Слишком поздно для всех».
А мать разворачивается и сверкает глазами на конюшего мальчика. «Твоя вина, гаденыш! Слушай их крики, дитя!
«Шш, сынок. Крики лишь в голове. С ними покончено. Остался лишь рев жадного пламени».
Она подошла к двери. Запор был открыт, он упал с деревянной доски и дверь легко распахнулась.
— Лорд Драконус! Я знала, что вы вернетесь! Это Азатенай пустил огонь на конюшни — не слышите крики лошадей? О, прошу, остановите это — остановите все сейчас!..
Он потянулся к ней и поднял — она и не знала, что он так высок, словно великан. Но заложники всегда юны. Юность и делает их драгоценными, так говорил лорд Аномандер, смеясь и подбрасывая ее в воздух — и она вопила от восторга в безопасности крепких рук.
Но сейчас она висела в воздухе посреди каменных стен, изборожденных глубокими рубцами, словно тут поработал когтистый зверь. Шрамы виднелись и на досках пола, балки потолка казались изжеванными.
Сендалат ощутила, будто кулак проник в чрево и начал расти. Спина выгнулась, она задыхалась — одежды лопнули, будто она потолстела, кожа натянулась. «Гелден! Смотри, что мы натворили! Я не знала! Мама уже в ярости! Она говорит, что в меня заползла змея — змея внутри, и она растет!»
Жидкость полилась между ног. Она видела Драконуса, нависшего сверху, лицо исказилось каким-то безнадежным разочарованием. Ощутила, как рука тянется и касается, и вытаскивает ребенка.
Проследила, как он поднимает существо и тут же поняла: оно мертво, скользкая красная кукла с повисшими руками. Зарычав, он отбросил ребенка.
Новый кулак угнездился в животе и начал расти.
Еще одно мертвое дитя. С ревом ярости Драконус отбросил и его.
Она потеряла счет. Мертвец за мертвецом. Рассудок заледенел от потрясения, глаза не могли закрыться или моргнуть, дыхание застыло — она следила, как сцена повторяется вновь и вновь. Не было ни боли, ничего, кроме чувства разбухания и ужасного выкидыша. И снова жуткий рев.
Пока что-то не изменилось.
Детский крик, кулачки размахивают, ноги брыкаются.
«Мама, я не хотела. Клянусь. Не хотела».
Драконус поднес ее ближе и сунул дитя в руки.
Она поглядела Драконусу в глаза и поняла: это не глаза мужчины. Они были черными и бездонными, как воды Дорсан Рил. Когда существо открыло рот, словно пытаясь заговорить, хлынула черная вода. Лицо исказилось отчаянием. Отпустив ее — Сендалат чуть не упала на деревянный пол — оно отшатнулось в некоем ужасе.
Внезапная мощь наполнила Сендалат, и голос
Ох, Драконус, как ты отнесешься ко мне теперь? Полюбишь ли?
Скажи Матери Тьме, когда увидитесь. Она не первая и не последняя, но ни одну твою страсть, ни одну твою нужду не утолят ее руки. Я ранила тебя, Драконус. Будет ли она довольна тем, что от тебя осталось? Сомневаюсь.
Мой огонь жив, но одинок. Да поцелуешь и ты холодные губы. Да будешь ты жаждать недостижимого, не найдя тепла в этом и любом ином мире.
Твои солдаты сожгли меня! Повредили мне ненавистью! Плоды беспечных игр, Драконус, ныне возвращаются к тебе! Приди к Финнесту, погляди, что я содеяла!
Сендалат ощутила бегство наполнявшей ее сущности. Крошечная девочка на руках, еще сочащаяся родовой жидкостью, хваталась за блузу, желая того, что скрывала одежда.
Отвращение заставило ее содрогнуться, но инстинкт звал уступить требованию младенца. Она нашарила пуговицу, распахнула блузу и позволила девочке сосать.
Драконус исчез — когда, она не помнила. Невероятно, но утреннее солнце уже пробивалось сквозь закопченные стекла. Она ощущала кислую вонь дыма и копоти.
Пока дитя жадно сосало грудь, она — шатаясь, страдая от боли — пошла к окну и раскрыла ставни.
Дымящиеся руины дома окружили башню, всюду лежали груды камней. Пламя коснулось казарм, но сумело обглодать лишь один угол; за внешней стеной поднималась дюжина колонн белого дыма — единственным движением морозного утра.
Она слышала глубокое сопение девочки, губы еще дергали сосок. Дитя сразу стало тяжелее, крупнее. Кожа была ониксовой, черные волосы длинными и тонкими. Глаза — широкие и странно вытянутые, сияющие — они смотрели мимо Сендалат, кажется, в пустоту неба. Круглое личико чем-то напомнило Сендалат мать.
«Ты получишь необходимое, но не более того».
Она повернулась и пошла к лестнице.
* * *
Айвис сгорбился под одеялом, сев как можно ближе к костру, но его сотрясала дрожь.
Он мало что помнил. Стоит на пороге главного зала, потом… пробуждение за стенами, ладони изодраны, поцарапаны, усеяны занозами.
Ялад рассказал, что он вышел из бурного пламени с Вренеком на руках. Но даже одежда его не пострадала, невредим был и мальчик. Настоящее чудо. Однако в лагере царили ужас и горе: выяснилось, что пропала леди Сендалат. Ялад разодрал себе лицо, когда осознал тяжесть гибели заложницы — ведь на него возложили ответственность за ее безопасность.
Буря ушла ночью, даже легкий ветерок не шевелил леденящий воздух. Прислуга и дом-клинки лорда Драконуса стали бездомными.