Падение Святого города

Бэккер Р. Скотт

— Только по его просьбе и вопреки моим возражениям. Откуда появилось это внезапное желание — наказать? Теперь,

когда принц о чем-то попросил, Ахкеймиону захотелось, чтобы Пройас увидел отражение своего же жестокого пренебрежения и так отомстить ему за собственные грехи. Даже сейчас, после всех уроков Келлхуса, Ахкеймион не забыл старые счеты. «Почему я всегда так поступаю?»

Пройас моргнул, поджал губы и процедил сквозь зубы:

— Ты должен пойти к Ксинему,— на сей раз даже не пытаясь скрывать злость.

Он ушел не

попрощавшись.

Слишком ошеломленный, чтобы думать, Ахкеймион стал рассматривать собравшихся князей, Гайдекки и Ингиабан обменивались шуточками — ну, это неудивительно. Ирисе по-прежнему заикался; похоже, после Момемна только он не изменился. Готиан распекал молоденького шрайского рыцаря. Сотер и еще несколько айнонов улыбались, глядя на то, как Ураньянка целует колено Воина-Пророка. Хулвагра молча стоял в тени слуги своего покойного брата Ялгроты. Все переговаривались, создавая пересекающиеся круги, словно ячейки огромной кольчуги...

И тут Ахкеймиона поразила мысль: «Я один».

Он ничего не знал о семье. Только то, что его мать умерла. Он презирал свою школу почти так же, как школа презирала его. Он потерял всех учеников одного за другим. Эсменет предала его...

Он закашлялся и сглотнул комок в горле, выругав себя за глупость. Потом окликнул проходившего мимо раба — мрачного подростка — и велел принести неразбавленного вина.

«Видишь,— сказал он сам себе, когда парнишка убежал,— хоть один друг у тебя есть».

Положив руки на колени, он хмуро уставился на сандалии, потом поглядел на свои нестриженые ногти. Подумал о Ксинеме. Надо пойти к нему...

Он не обернулся, когда какая-то тень села рядом с ним на ступеньки. Вдруг запахло миррой. Юная часть его души подпрыгнула от радости, хотя он знал, что это не Эсменет. Тень была слишком темной.

— Что, пора? — спросил Ахкеймион.

— Скоро,— ответил Келлхус.

Ахкеймион боялся этих ночных уроков Гнозиса. Мгновенно усваивать логику или арифметику — само по себе чудо, но когда человек так же изучает древние боевые заклинания — это совсем другое. Как не бояться, когда ученик легко превзошел пределы сравнения или классификации?

— Что тебя беспокоит, Акка?

«А ты будто не знаешь?» — захотелось ему рявкнуть. Вместо этого Ахкеймион повернулся к Келлхусу и спросил:

— Почему Шайме?

Воин-Пророк молча внимательно смотрел на него ясными голубыми глазами.

— Ты сказал, что пришел спасти нас,— настойчиво продолжал Ахкеймион — Ты признал это. Почему же мы идем на Шайме, когда судьба ждет нас в Голготтерате?

— Ты устал,— сказал Келлхус— Наверное, нам лучше продолжить уроки завтра...

— Я в порядке! — возразил Ахкеймион, ужасаясь собственным предположениям.— Сон и схоласт Завета,— неуклюже добавил он,— старые враги.

Келлхус кивнул, печально улыбнулся.

— Твоя скорбь... она до сих пор властвует над тобой. Ахкеймион отчего-то предательски ответил:

— Да.

Число айнрити уменьшилось.

Несколько человек остановились на почтительном расстоянии, явно ожидая Келлхуса, но Воин-Пророк жестом отпустил их. Вскоре Келлхус и Ахкеймион остались одни. Они сидели рядом на краю возвышения и глядели, как темнеют и сливаются тени в провалах руин. Подул сухой ветер, и Ахкеймион ненадолго прикрыл глаза, наслаждаясь его прохладным прикосновением и прислушиваясь к шелесту в траве, проросшей сквозь пол. Жужжала случайно залетевшая пчела.

Это напомнило давние дни, когда он прятался от отца в овраге подальше от берега. Тишина, застывшая среди стволов растений. Ощущение медленно затухающего света. Безграничное небо. Миг, вырванный из череды мгновений, когда глубокий покой природы придавал ощущение полета мыслям о прошлом и будущем. Ахкеймион даже ощущал запах камня, остывающего в сумерках.

Казалось невероятным, что в этом самом дворце жил Шиколь.

— Знаешь,— проговорил Келлхус,— было время, когда я слушал мир и не различал ничего, кроме шума.

— Я не знал...

Келлхус поднял лицо к небу, закрыл глаза. Солнечные лучи гасли в шелковых глубинах его волос.

— Теперь я знаю другое... Есть нечто большее, чем шум, Акка. Есть голос.

По спине Ахкеймиона прошла дрожь, словно спины коснулось что-то мокрое и холодное.

Устремив глаза к горизонту, Келлхус прижал ладони к бокам. На фоне шелковой материи Ахкеймион видел золотое свечение его пальцев.

— Скажи, Акка,— заговорил Келлхус,— когда ты смотришь в зеркало, что ты видишь? — Он говорил как усталый ребенок.

Ахкеймион пожал плечами.

— Себя.

Снисходительный взгляд наставника.

— Ты уверен? Ты видишь себя своими глазами или просто видишь свои глаза? Отбрось предположения, Акка. Спроси себя, что ты видишь на самом деле?

— Свои глаза,— подумав, признал он.— Просто вижу свои глаза.

— Тогда ты не видишь себя.

Ахкеймион ошеломленно уставился на его профиль. Усмешка Келлхуса сверкнула хитрым озорством.

— Но где же ты, если тебя нельзя увидеть?

— Здесь,— сказал Ахкеймион после мгновенного замешательства.— Я здесь.

— А где это самое «здесь»?

— Оно...— Он на мгновение нахмурился.— Оно здесь... внутри того, что ты видишь.

— Здесь? Но как ты можешь быть здесь,— рассмеялся Келлхус,— когда здесь я? А ты — там.

— Но...— Ахкеймион выдохся и почесал подбородок.— Хватит играть словами! — воскликнул он.

Келлхус кивнул, и лицо его стало одновременно загадочным и озадаченным.

— Представь себе,— сказал он,— что ты охватываешь Великий океан во всей его огромности и складываешь в виде человека. Есть глубины, Акка, что уходят скорее внутрь, чем вниз, и предела им нет. То, что ты называешь внешним, на самом деле внутри, в тебе и везде. И где бы мы ни находились, оно всегда здесь. Куда бы мы ни шли, мы всегда находимся в одном и том же месте.