Падение титана, или Октябрьский конь
Шрифт:
Зато ибисы с ненасытной прожорливостью поедали тараканов, пауков, скорпионов, жуков и улиток, а также подбирали отбросы, оставляемые на улицах рыботорговцами, мясниками и пирожниками. Если бы не это, их можно было бы счесть сущим наказанием для Александрии, подумал Цезарь, забавляясь тем, с какой осторожностью его ликторы расчищают ему дорогу.
На третий день одинокая баржа прибыла в Большую гавань, откуда гребцы доставили ее в Царскую гавань — небольшую закрытую акваторию, примыкающую к мысу Лохий. Руфрий сообщил о прибытии
Баржа была очень большой — настоящий плавающий дворец, весь в золоте и пурпуре, с огромной, как храм, каютой, обнесенной колоннами.
На причал были спущены несколько паланкинов, каждый из которых несли шесть человек одинакового роста и телосложения. Паланкин царя был позолочен, усыпан драгоценностями, занавешен тирским пурпуром и украшен плюмажем из пушистых пурпурных перьев на каждом углу крыши паланкина, покрытой фаянсовой плиткой. Царя — смазливого мальчика, недовольного и надутого, — с величайшей осторожностью перенесли на руках из храма-каюты к паланкину. За царем следовал статный высокий мужчина с пепельными кудрями и красивым лицом с тонкими чертами. Судя по его пурпурному одеянию — что-то среднее между тирским пурпуром и ярким фуксином царской охраны — и тяжелому золотому украшению замысловатого фасона, это был Потин, главный дворцовый управляющий. Затем появился худощавый женоподобный пожилой мужчина в пурпуре чуть поскромнее пурпура Потина. Накрашенные кармином губы и нарумяненные щеки кричаще выделялись на его нагловатом лице. Феодот, воспитатель. Всегда полезно увидеть противника прежде, чем он увидит тебя.
Цезарь поспешил вниз, к своему жалкому обиталищу, и стал ждать, когда его позовут.
Ожидание затянулось, но через какое-то время он снова следом за ликторами вошел в зал для аудиенций. Мальчик-царь сидел почему-то не на верхнем троне, а на нижнем. «Любопытно, — подумал Цезарь. — Его старшая сестра отсутствует, но он, видимо, чувствует себя недостаточно подготовленным, чтобы занять ее место». Царь был в облачении македонских царей: туника тирского пурпура, плащ-хламида и широкополая шляпа из тирского пурпура с белой лентой-диадемой, повязанной вокруг высокой тульи.
Аудиенция была очень официальной и очень короткой. Царь, непрестанно поглядывая на Феодота, произнес затверженный текст, после чего Цезаря отпустили, не дав ему возможности что-либо сказать о цели его приезда.
Потин догнал его в коридоре.
— Могу я с тобой поговорить, великий Цезарь?
— Можно просто Цезарь. У меня или у тебя?
— Лучше у меня. Я должен извиниться, — продолжил Потин масляным тоном, семеня рядом с быстро шагающим Цезарем, — за помещение, которое тебе отвели. Глупо и оскорбительно. Этот идиот Ганимед должен был поселить тебя во дворце для гостей.
— Ганимед идиот? Я так не думаю, — возразил Цезарь.
— Его представление о себе выше его реального положения.
— А-а!
У Потина был собственный дворец, расположенный на самом мысу Лохий, с великолепным видом на море,
— Неплохо, — сказал Цезарь, садясь на кресло без спинки.
— Могу я предложить тебе вина? Самосского или хиосского?
— Никакого, благодарю.
— Тогда родниковой воды? Или травяного чая?
— Нет.
Потин сел напротив, пристально глядя на гостя непроницаемыми серыми глазами. «Он не царь, но держится словно царь. Лицо постаревшее, но все еще красивое, а глаза тревожащие. Пугающе умные глаза, взгляд очень холоден. Может быть, даже холоднее, чем мой. Абсолютно владеет собой, настоящий политик. Будет сидеть целый день, ожидая, когда с ним заговорят. Ладно, меня это устраивает. Я не прочь начать первым, для меня это даже неплохо».
— Что привело тебя в Александрию, Цезарь?
— Гней Помпей Магн. Я ищу его.
Потин заморгал, искренне удивленный.
— Ты лично ищешь того, кого разгромил? Разве у тебя нет легатов?
— Есть, конечно, но мне нравится оказывать честь моим противникам, а какая же честь в легате, Потин? Двадцать три года мы с Помпеем Магном сотрудничали и дружили, а одно время он был моим зятем. И наше противостояние в гражданской войне не может изменить того, чем мы являемся друг для друга.
Лицо Потина побелело. Он поднес свой бесценный кубок к губам и жадно глотнул, словно у него во рту пересохло.
— Вы были друзьями, но сейчас Помпей Магн твой враг.
— Враги приходят из чужих культур, Потин, а не из своего народа. Противник — более подходящее слово. Нет, я ищу его не как мститель, — сказал Цезарь, не поведя и бровью, хотя где-то внутри его возник холодный комок. — Моя линия поведения — милосердие, и я буду продолжать мою политику милосердия. Я ищу Помпея Магна, чтобы протянуть ему руку дружбы. Нехорошо входить в сенат, где сидят одни лизоблюды.
— Я не понимаю, — сказал Потин, совсем уже белый.
«Нет-нет, нельзя говорить этому человеку о том, что мы сотворили в Пелузии! Мы все перепутали, мы совершили непростительную ошибку. Судьба Помпея Магна должна оставаться нашей тайной. Феодот! Я должен предупредить его, мне надо найти предлог выйти!»
Но не получилось. Феодот вошел уверенно, по-хозяйски, в сопровождении двух слуг в юбках, несущих большой широкогорлый кувшин. Они поставили его на пол и замерли.
Сам Феодот смотрел только на Цезаря, оценивая, изучая.
— Великий Гай Юлий Цезарь! — пропел он. — О, какая честь! Я — Феодот, воспитатель его величества, и я принес тебе подарок, великий Цезарь! — Он хихикнул. — Строго говоря, я принес два подарка!
Цезарь молчал. Он сидел, как всегда, прямо, держа в правой руке жезл из слоновой кости — знак его полномочий, а левой придерживая складки тоги. Благородный, с чуть приподнятыми уголками рот, чувственный и капризный, вдруг сжался, губы сделались тонкими, а глаза превратились в две льдинки с черными ободками вокруг радужной оболочки.