Падение титана, или Октябрьский конь

Маккалоу Колин

Зато на них пришли и Цезарь, и Марк Антоний. Цезарь как магистрат-наблюдатель, а Антоний как авгур. Младшему консулу потребовалось необычно много времени на чтение знаков. Первую овцу забраковали как нечистую, у второй не хватало зубов, и только когда привели третью овцу, он решил, что она отвечает всем требованиям. Ему надо было осмотреть печень жертвы, согласно строгому протоколу, записанному и показанному на трехмерной бронзовой модели. Ничего сложного процедура в себе не таила, поэтому, чтобы назначить авгура, не было необходимости искать людей, обладавших

углубленными мистическими познаниями.

Как всегда нетерпеливый, Цезарь приказал начать голосование, но Антоний все мялся.

— В чем дело? — подойдя к нему, спросил Цезарь.

— Печень. Она ужасна.

Цезарь посмотрел, перевернул печень палочкой, сосчитал доли и проверил их форму.

— Она идеальна, Антоний. Как великий понтифик и тоже авгур, я объявляю знаки благоприятными.

Пожав плечами, Антоний отошел в сторону и остановился, глядя вдаль, пока служители все прибирали. Улыбаясь, Цезарь вернулся на свое место.

— Не дуйся, Антоний, — сказал он. — Ты же впервые выполняешь обязанности авгура. Все хорошо.

Половина необходимых голосов уже была зарегистрирована, когда Антоний вдруг подпрыгнул и пронзительно закричал, потом побежал к наблюдательной вышке со стороны Септы, где одетые в белое фигуры продвигались к корзинам для голосования.

— Огненный шар! Знак неблагоприятный! — громогласно крикнул он. — Как официальный авгур, на сегодня я приказываю центуриям разойтись по домам!

Блестящий ход. Застигнутый врасплох Цезарь не успел даже спросить, кто еще видел пронесшийся по небу метеор, как люди начали разбегаться, страстно желая в этот момент очутиться где угодно, но только не здесь.

Прибежал багровый от гнева Долабелла, тщетно упрашивая выборщиков продолжить голосование.

— Cunnus! — бросил он в лицо ухмыляющемуся Антонию.

— Ты зарываешься, Антоний, — сквозь зубы процедил Цезарь.

— Я видел огненный шар, — упрямо повторил Антоний. — Слева от меня, низко над горизонтом.

— А я думаю, это твой способ сказать мне, что нет смысла проводить выборы и в другой раз. Что они также провалятся.

— Цезарь, я просто говорю тебе то, что я видел.

— Ты неизлечимый дурак, Антоний. Ведь есть другие способы, — сказал Цезарь, резко повернулся и сошел вниз с наблюдательной вышки.

— Защищайся, мерзавец! — крикнул Долабелла, вставая в стойку.

— Ликторы, уймите его! — гаркнул Антоний, следуя за Цезарем.

Сияющий Цицерон подошел с важным видом.

— Это было глупо, Марк Антоний, — произнес он. — Ты действовал незаконно. Ты должен был наблюдать за небом как консул, а не как авгур. Авгуру необходимо официальное поручение наблюдать за небом, а консулу — нет.

— Благодарю тебя, Цицерон, за то, что ты подсказал Антонию правильный способ, как помешать будущим выборам! — огрызнулся Цезарь. — Но я бы напомнил тебе, что Публий Клодий ввел закон, по которому консулам тоже требуется официальное поручение следить за небом. Прежде чем ты приступишь к выполнению обязанностей понтифика, просмотри законы, принятые,

пока ты был в ссылке.

Цицерон фыркнул и пошел прочь, смертельно оскорбленный.

— Я сомневаюсь, Антоний, что у тебя хватит наглости помешать назначению Долабеллы консулом-суффектом.

— Нет, этого я делать не буду, — ответил Антоний. — Как консул-суффект он не может мною командовать.

— Антоний, Антоний, законы ты знаешь так же плохо, как арифметику! Конечно может, если замещает старшего консула. Почему, ты думаешь, я постарался назначить консула-суффекта даже на несколько часов, когда старший консул Фабий Максим умер в последний день прошлого года? Закон — не только то, что записано на таблицах, но и то, что основано на прецедентах. И я создал такой прецедент чуть больше месяца назад. Ни ты, ни другие не протестовали. Ты думаешь, что сумел меня перехитрить, но я, как и всегда, на шаг тебя опережаю.

Цезарь ласково улыбнулся и отошел к Луцию Цезарю, испепелявшему Антония взглядом.

— Что нам делать с моим племянником? — в отчаянии вопросил Луций.

— В мое отсутствие? Не спускай с него глаз. Фактически его можно окоротить, если подумать. После сегодняшнего безобразия антипатия Долабеллы к нему вряд ли уменьшится. Кальвин — мой заместитель. Казна полностью в руках Бальба-старшего и Оппия. Да, Антоний не разгуляется.

Антоний пошел домой, разгневанный, отлично понимая, что ему хорошо заткнули рот. Это несправедливо, несправедливо! Хитрый старый лис был мастером трюков и в политике, и в законах, да мало ли в чем еще. Скоро от всех сенаторов до последнего потребуют смертельной клятвы соблюдать все законы и указы Цезаря в его отсутствие. И это проведут под открытым небом у храма Семона, древнего бога земледелия. Как великий понтифик, старик знает о таких приемах, как камень в руке, чтобы сделать клятву недействительной. Цезарь слишком давно в политике, чтобы его можно было в чем-то обмануть. Его нельзя обмануть.

«Требоний. Мне нужно поговорить с Гаем Требонием. Там, где никто нам не помешает».

Он встретился с ним после собрания сената, на котором Долабелла был назначен консулом-суффектом. Суффект, но старший.

— Мой конь прибыл из Испании. Хочешь прогуляться на Овечье поле посмотреть его? — весело спросил Антоний.

— Конечно, — ответил Требоний.

— Когда?

— Лучше всего сегодня.

— А где Децим Брут?

— Составляет компанию Гаю Кассию.

— Странная дружба.

— Но не в эти дни.

Они молча дошли до Капенских ворот, направляясь туда, где располагались конюшни и скотобойни.

День был холодный, дул резкий ветер. В пределах Сервиевой стены этого не ощущалось, но за воротами у них застучали зубы.

— Вот славная небольшая таверна, — сказал Антоний. — Милосердие может и подождать. Мне нужно выпить вина и согреться.

— Милосердие?

— Мой новый общественный конь. В конце концов, я — flamen нового культа Милосердия Цезаря, Требоний.