Падение в бездну
Шрифт:
Насколько позволяли больные ноги, он поспешил к кварталу Ферейру. В его мозгу все увиденное сегодня перемежалось с видениями, которые Парпалус внушал ему по ночам: цепь жестоких смертей, безжалостных сражений и опустошений, брызги крови. Он хорошо помнил строки, которые написал под диктовку демона год назад об июле 1560 года:
Longue crinite leser le gouverneur.Faim, fievre ardante, feu et de sang fumee.A tous estats Jovieaux grand honneur.Sedition par razes allumee.Длинные27
Перевод О. Егоровой.
Строки болью отдавались в душе: ведь это была правда. Комета с длинным хвостом, появившаяся в небе в сентябре прошлого года, предвещала, что правитель утратит контроль над Провансом. Теперь пророчество сбывалось. Будут и голод, и отчаянные стычки, и пламя, и дымящаяся кровь. В этой ситуации, конечно же, с большой помпой созовут в следующем месяце совет высшего сословия, но нетрудно догадаться, что в этом совете тон задавать будут адепты Юпитера, то есть гугеноты, которых церковь считает язычниками. Но перед тем вспыхнет мятеж, поднятый бритоголовыми, то есть наиболее фанатичными из ополченцев.
Знание того, как будут разворачиваться события, мало помогало Мишелю, наоборот, только усиливало тревогу. Квартал Ферейру опустел. Это был хороший знак: видимо, многие горожане на этот раз предпочли остаться дома при первом же движении на улице, а не бежать на площадь вместе с ополченцами. Мишель исподтишка взглянул на фасад дома Лассаля и увидел, что окна и двери заперты. С облегчением направился он к своему дому.
Он уже собирался постучать, как услышал за спиной быстрые шаги и чей-то умоляющий голос:
— Мишель! Мишель!
Он, уже в который раз за это утро, обернулся и пошатнулся от удивления и волнения. К нему, держа за руку Джулию, бежал Габриэле Симеони. Оба были покрыты потом и так бледны, что, казалось, вот-вот потеряют сознание. Джулия заговорила хрипло:
— Прошу вас, доктор Нотрдам, спрячьте нас! За нами гонятся. Если они нас поймают, то замучают до смерти!
В голове Мишеля всплыло видение, которое он хотел забыть. Он увидел мрачную картину Экса, опустошенного чумой, Диего Доминго Молинаса, привязанного к колесу горящей повозки, и мать Джулии, голую, в ужасе старающуюся защититься от ударов обезумевшей толпы.
Он не сомневался, что этих двоих ожидает та же участь. Но он очень изменился за эти годы. В Эксе он был судьей. Теперь же он не чувствовал себя вправе казнить, и ему хватило мужества, чтобы постараться предотвратить казнь. Он резко приказал влюбленным:
— Идите, быстро!
Стучать не понадобилось, дверь и так открывалась. На пороге появилась Жюмель, еще бледная после родов, но решительная.
— Да
Мишель втолкнул в дом Джулию и Симеони и вошел вслед за ними. Он обернулся к жене, которая возилась с задвижкой:
— Знаешь, что произошло?
— Смутно. Я видела пламя из окна, а потом этих двоих, удиравших от дома. Ясное дело, без них не обошлось. Что они натворили?
— Убили Кюрнье.
— Слава Тебе, Господи! — радостно воскликнула Жюмель. — Думаю, собственная мать тоже отпразднует исчезновение этого убийцы.
— Если кто-нибудь увидит, что они вошли сюда, — мы пропали.
— А что поделаешь? Как говорила Коринна по поводу неаполитанской хвори: вся жизнь — это риск.
Жюмель с удивлением оглядела новых гостей.
— Ба, да я их знаю! Это Симеони и его невеста. Ребята, как вам пришло в голову укокошить эту скотину?
Вместо ответа Симеони прошептал:
— Можно попросить пить?
— Да, но только воды. Хватит с меня одного выпивохи в доме.
Жюмель двинулась по коридору.
— Ступайте за мной и, вот увидите, без компании не останетесь. С мая месяца наш дом превратился в нечто вроде гостиницы. На нас большой спрос, учитывая, что все бегут к нам бегом.
Она провела их на кухню, сняла со стены черпак и налила две чашки воды. С жадностью напившись, Джулия и Симеони немного успокоились.
— Надо подумать, где их устроить, — сказала Жюмель Мишелю. — На верхнем этаже уже живут Мованы, Бланш на чердаке, рядом с твоим кабинетом. В гостиной спит этот франт Луи Поль, и я подозреваю, что он мочится в камин. И остаются только детская, каморка Кристины и наша спальня.
Мишель развел руками.
— Мы отдадим им нашу комнату. Другого выхода нет. А сами будем спать с детьми.
— Которых уже пятеро. Прощай, сон.
— Нам бы не хотелось причинять вам столько хлопот, — сказала Джулия севшим голосом.
— Глядите-ка! Странно это слышать от тех, кто только что совершил преступление и устроил целую революцию.
Иронический взгляд Жюмель потеплел.
— И все-таки мне нравятся влюбленные, и я уступлю вам свою постель. Вы такая красивая. Только смотрите пользуйтесь ею с вашим другом лучше, чем мы с Мишелем. Мишеля все меньше и меньше интересует то, что у меня между ног, разве что раз в год, когда ему приходит охота заиметь еще ребенка. Не следуйте его примеру. Ваше чрево, если им умело пользоваться, могло бы отвратить друга от бутылки. Воспользуйтесь случаем и замените ему ложное наслаждение настоящим. Заставьте его пошевелить бедрами. Тем более что непонятно, сколько времени вам придется здесь провести.
Мишель спрятал смущение за сухой фразой, брошенной гостям:
— Я дам вам убежище, но требую — повторяю: требую, — чтобы вы рассказали правду о своем преступлении. Вы не профессиональные убийцы, значит, вас кто-то на это вынудил. Мне нужно его имя. Понятно?
Джулия отпила еще воды, потом вздохнула:
— Это очень сложная история…
— Не важно. Мне надо знать ее в деталях. Обещаете?
— Обещаю.
— Хорошо. А теперь идите отдыхайте, Жюмель вас проводит.
Мишель поднял палец: