Падение в бездну
Шрифт:
Когда экипаж тронулся, он взглянул на взволнованную и счастливую Джулию:
— Вы спросили меня о Симеони. Думаю, что знаю, где он. Вы все еще хотите его видеть?
— О да!
— Я отвезу вас к нему. Но при одном условии…
Задыхаясь от радости, Джулия взяла его за руку.
— Любые условия, какие захотите! Я навсегда ваша должница!
— Вы должны будете передать Симеони мой приказ. Очень странный приказ…
— Каков бы ни был ваш приказ, мы с Габриэле в точности выполним его.
— Хорошо.
Михаэлис с безотчетным сожалением снял нежные пальцы со своего запястья и высунулся
— Куда мы едем? — крикнул он кучеру, перекрывая цокот копыт.
— В Рим, падре.
— В Рим мы не едем. Выезжай из города и поворачивай на север. И чтоб лошади летели, как ветер!
СОУЧАСТНИК ПРЕСТУПЛЕНИЯ
Мишель сразу понял, что обморок этой ночью отличался от остальных. Кольцо в виде змеи, кусающей свой хвост, дольше обычного вертелось между подсвечником и толстым томом «De Occulta Philosophia» [26] Корнелия Агриипы. Кроме того, он заметил, что, когда он произносил числовой ряд Абразакса, приостанавливаясь на каждой цифре, вращение кольца замедлилось.
26
«Об оккультной философии» (лат.)
Неожиданно он ощутил себя в замкнутом, темном пространстве, начисто лишенном многоцветья восьмого неба. Темнота кишела и переливалась более светлыми пятнышками вытянутой формы. Мало-помалу их контуры становились все яснее. Мишель застыл от ужаса. Стены вокруг него состояли сплошь из тысяч и тысяч скарабеев, которые ползали во всех направлениях по невидимым поверхностям, и нельзя было уже различить, где верх, а где низ.
Он понял, что его ждет свидание не с Парпалусом, а с Ульрихом, и похолодел. Это была первая встреча с учителем после его смерти. Рано или поздно она должна была произойти, но он наивно верил в то, что пройдут годы, прежде чем это случится.
Ульрих появился внезапно, в ореоле тьмы, покрытый с головы до ног своими любимыми насекомыми. Мишеля охватил такой ужас, что он не чувствовал тела, как бывает иногда с теми, кто получил внезапный сильный удар: они теряют чувствительность. Он едва заметил странный отсвет на крыльях жуков. Все его внимание было поглощено фигурой самого могущественного из магов, какого когда-либо знало человечество, и самого злобного врага человечества.
В Ульрихе ничего не осталось от того тщедушного старичка, каким он был в последние годы жизни. Теперь перед Мишелем появился могучий гигант с глазами, внутри которых горел скрытый жестокий огонь. Длинная борода еле виднелась из-под покрывших ее насекомых, и маг гладил ее возникающей ниоткуда рукой, стряхивая жуков гроздьями.
— Рад видеть тебя, Мишель, — сказал Ульрих.
Голос его доносился издалека и, казалось, обволакивал со всех сторон.
Мишель никогда бы не поверил, что сможет ответить, однако нашел в себе силы и сказал довольно уверенно:
— Уже два года, как мы не виделись, учитель, со дня вашей агонии в гробнице триумвира.
Величавая фигура Ульриха слегка искривилась, и непонятно откуда послышался хриплый смешок. Создалось впечатление,
— Годы? Дни? Сынок, я не могу считать время, как ты.
Смех затих.
— Любопытно быть мертвым. Думаю, большей свободы не существует. Особенно когда ощущаешь себя хозяином измерения, в котором пребываешь.
— Хозяин — Бог, — отрезал Мишель, правда без особой уверенности.
— На уровне максимы это верно. Тем не менее, как я уже говорил тебе перед смертью, закон Бога есть математика. Только числа могут быть ключом к созданному им космосу и ко всем его многочисленным сферам. Кто владеет математикой, владеет всем.
Повинуясь инстинкту, Мишель возмутился:
— Нет! Единственный закон — это закон любви и влечения. Если бы предметы, люди и души не имели взаимного влечения, ничего бы не существовало. Голая математика делает Бога ненужным, значит, она святотатственна.
Внушительное лицо Ульриха сморщилось.
— Как же далеко ушел ты от тех концепций, которым я тебя учил, когда ты был еще юнцом! Вселенная — это хаос, управляемый только законами чисел, а Бог — не что иное, как серия пропорций и равновесий. В его чертеже единичные сущности ничего не значат, ибо он сам — чертеж, а не сущность.
— Ошибаетесь, учитель. Бог — это любовь, а значит, эмпатия. То, что происходит между мужчиной и женщиной, происходит также между атомами и самыми малыми частицами вещества. Все, что существует, имеет дуальную форму. Бог — это сила, создающая из дуальности единую сущность. Уникальную.
Ульрих, на удивление, согласился.
— То, что ты говоришь, может быть, и верно. Ты же знаешь, что мироздание — реальность психическая, а не физическая, оно создано из мысленных излучений живых существ. Твоя концепция космоса приемлема, но не превалирует. Век, в котором живешь ты и в котором жил я, увидел, что она слаба. Потомки, уверяю тебя, примут мою концепцию. Я хорошо их вижу. Изменится мысль, а вместе с ней изменится и мироздание, перестроившись под мою модель.
Мишеля охватила смертельная тревога.
— Господь до этого не допустит!
— Господь ограничивается тем, что создает измерения. Люди сами формируют свой земной мир.
Ульрих досадливо махнул рукой, и тучи насекомых полетели в разные стороны, вспыхнув серебром.
— Хватит, Мишель. Я хотел только сказать, что я тебя жду. У тебя не так много лет впереди. Когда ты отправишься вслед за мной, ты сам решишь, оставаться ли примерным учеником, каким ты был когда-то, или бросить мне вызов. Во втором случае ты проиграешь. Твой закон влечения утратит всякую силу.
— Я никогда не стану твоим рабом!
— Тогда навсегда исчезнешь в облаках сознания, плавающих в эфире, и не сможешь со мной сразиться. Хочешь, скажу одну вещь? Спустя век после твоей земной эпохи магия перестанет работать. Спустя два века над ней станут насмехаться. Спустя три в нее перестанут верить.
Очертания Ульриха стали расплываться.
— Да и сейчас уже единственное, что ты можешь как маг, — это заставить Парпалуса показывать тебе фрагменты будущего. Твои пророчества будут считаться верными, только когда сбудутся, следовательно, тебе они ни к чему. Так что ты не более чем жалкий торговец альманахами.