Падшая звезда
Шрифт:
Интермедия вторая
— Жутковато. Как в кривое зеркало заглянуть.
— Да. Люди очень часто так поступают. Как с ними, так и они. И множатся порочные круги, из которых нет выхода…
В наступившей тишине Терон выглядел угасшим. Подёрнувшимся седым пеплом.
Я хорошо умею читать чужие души. Не так мастерски, как Наставница Анжи: мне не помогает опыт, накопленный за долгие века. И всё же людей я понимаю, как правило, лучше, чем они сами понимают себя. Для этого даже в мысли залезать не обязательно: зоркая наблюдательность,
Я хорошо умею читать чужие души. Но далеко не все и не всегда.
Обычные люди просты, тонки, прозрачны. Маги, особенно высоких посвящений — дело иное. Простоты и прозрачности нет в них. Чем они старше, чем больше накоплено опыта, тем извилистее, многочисленней и прихотливей пути, которым следует их мысль. Прервав рассказ, чтобы вновь смочить горло кисловатой освежающей настойкой на семи травах, я смотрела на Терона, не таясь. И никак не могла понять, что именно задело его, какая работа совершается в его голове, какие вопросы он задаст — и будет ли вообще о чём-то спрашивать?
Лицо Терона действительно было похоже на уголья под слоем пепла, уголья, по которым тусклыми — до срока — волнами ходит внутренний жар. Завораживающее зрелище. Столь простое, столь прихотливое, столь непостижимое… воистину — огненный маг. Даже на внешности его лежит неизгладимая пламенная печать.
Я поставила стакан из-под настойки на стол. Терон шевельнулся.
— А что это за таинственный проект, работу над которым Ниррит сочла столь важной, что вложила в него фактически всё нажитое состояние, явно немалое? Ты слишком бегло очертила обстоятельства, я даже не уверен, что опознал, кого именно из профессоров Академии она назначила своим душеприказчиком.
— На её судьбе этот… проект уже никак не отразился, потому я опустила большинство подробностей. Но о сути проекта ты можешь догадаться, если я скажу, что не опознанный тобой профессор — никто иной, как Сигол Лебеда.
— О.
— Может, и не о, но это — уже другая история.
Снова период молчания. Терон старательно всматривается в моё лицо, словно тоже пытается постичь, о чём я думаю, что чувствую, что вспоминаю. Но вряд ли у него игра в угадайку шла успешнее, чем у меня. Я тоже маг не последнего разбора и давно простилась с юностью. Даже если я не прячусь за мысленными щитами (а я прячусь), разгадать меня ох как непросто.
Внутри у всех нас — даже не двойное дно. Внутри у каждого мага — бездна.
У меня тёмная. У Терона — огненная. Вот и вся разница.
Отведя взгляд, он спросил:
— Ниррит и Товесса больше не встречались?
— К сожалению, они встретились, — ответила я, также избегая прямого взгляда. Хватит, насмотрелись… — один раз.
— Как? И чем это закончилось?
— Думаю, ты догадываешься, чем. Но слушай дальше…
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ: ВЛАСТИТЕЛЬ И МЯТЕЖНИЦА
1
Когда игра сложна, а ставки высоки, нельзя полагаться на удачу. Необходим
Что, конечно же, было совершенно неприемлемо.
С одной стороны, ей требовалась передышка. Время, чтобы свыкнуться, притерпеться, измениться. Остыть. С другой — не было сил ждать и терпеть, не предпринимая ничего, отдаваясь расслабляющим медитациям и управляемым целительным снам. Хотелось сделать хоть что-то. Причём сделать — прямо сейчас, а не когда-нибудь потом.
И тогда она выбрала стратегию. Медлительную, зато неуклонно приближающую к цели. Позволяющую вырезать и примерить новую "маску", не такую пугающую, как "маска" убийцы на жаловании, состоящей в штате тайной службы Энгасти.
О, Ниррит Ночной Свет можно будет вернуть к активности в любой момент. Она ничего не забыла, не утратила ни одного из своих многочисленных навыков. Но пусть Ниррит подождёт. Отдохнёт во тьме и тишине, медленно пропитываясь предвкушением чужой смерти. Пусть вернётся только за один вздох до последнего прыжка. Это её святое право: поймать отблеск внезапного ужаса в расширенных зрачках… кого?
Пока это оставалось скрытым. Но она собиралась распутать всю нить, осторожно, не настораживая раньше срока плетельщика сети, в которой насмерть запутался её принц.
"Айсе, любимый… прости меня.
Но я — не прощу!"
Жесток к своим людям Куттах.
Так сказывают старые: во времена прежде всех иных времён, когда риллу пришли в Пестроту из незнаемых далей по Дороге Сна, утомились они. Ибо всё живое рано или поздно устаёт, даже риллу, великие меж великих. Утомившись, сошли риллу с Дороги на обочину её, и там, где сошли, утратил свою изменчивость Сон. Так появились в Пестроте первые миры, риллу же стали стержнями их. Ибо были риллу, когда не было ничего, кроме изменчивости, и лишь Тот, Кто видит во Сне своём Дорогу, сохранял неизменность.
Далее сказывают старые так: став стержнями первых миров Пестроты, риллу утратили ту изменчивость, которой обладали ранее. Когда же случилось это, оказалось, что в своём постоянстве риллу различны, и миры, которые появились вокруг них из первичного Сна, различны тоже. И говорят знающие, что с тех времён до времён нынешних мало общего у разных риллу; только Право Крыльев разделяют все они и сродство с Дорогой Сна, как залог грядущей изменчивости. И добавляют знающие, что с тех времён до времён нынешних мало общего у разных миров. Только высшая магия одинакова везде, да ещё время, ибо нет в Пестроте мест, где время не течёт вовсе.