Падший ангел. Явление Асмодея
Шрифт:
– Рассыпал? – участливо спросил пирожник.
– Да наехал колесом на выступ – оно и отвалилось. Черт бы его побрал.
– Не чертыхайся. Хватит чертей на нашу голову.
– Вот наехал. А!
– У тебя все на соплях, дружище. Пора к этому привыкнуть.
– Ну хватит шутки шутить. Лучше бы помог.
– Дак у тебя этих тачек сколько! А ты скулишь!
– Сколько? А?
– Ну хватит и на внуков!
– На внуков…
– Ох ты – ы-ы! Гляди, Марта!
– Что я Марты не видал?
– Нарядная какая! Волосы распустила,
– Рановато наряжаться после похорон-то…
– Да! Чепец хоть бы надела… Куда ж она? Костел закрыт.
– Похоже к нам.
Кондитер сощурил глаза, чтобы приглядеться к женщине – он до сих пор не мог смириться с ее сумасшествием и отвечал злопыхателям: «Мы не знаем, что она пережила и что еще ждет нас. Подождите, как бы вам не пришлось такими же стать».
Вот и теперь, видя злобный взгляд старого каменщика, Мартин вздыхал и причитал:
– Жалко мне ее. Мужика потеряла, да еще умом двинулась. Дам ей ватрушек с творогом. Она любит ватрушки. Раньше Ларс за ними приходил…
– А священник за ватрушками не приходит? Теперь его очередь…
– Ты зря так, Маанус. Собираешь мусор – вот и собирай! Не нам судить!
– Да уж!
– Со священником у них видно разлад. А у него девка так и живет, ее бабка Агнесса воспитывала.
– А-а, слыхал. Не лезет мне в голову, зачем нам священник, который с бабами нашими гуляет?
– Ну сказал же тебе! Ты почему такой бетолковый? Приход его всегда был в порядке. Вон кто совал нос – так уже на том свете!
– Ишь ты как все рассудил!
– А так вот! Сдается мне, нельзя его трогать! Защита у него есть. Богова или еще чья – это я не знаю. Вон бедняга Ларс! Катил бочку на священника… И чем закончилось? А?
– Прихожане обратились в епархию с просьбой, чтобы отца Марка заменили другим священником. Магистр тоже недоволен. Слыхал? Про покойного канцлера?
– Чего? Канцлер по сей день играет в карты с дьяволом. Жена его увидела – вызвала слуг. Играли вроде в несуществующей комнате. Снаружи комнату хорошо видно в окна, а вот двери в нее внутри нет. Она даже говорила, слышала голоса играющих, когда подошла к стене…
– И что ей верят? Может привиделось ей… после похорон.
– Сейчас лежит, говорят, в горячке. Доктор каждый день к ним бегает.
– Уже говорят, ждут инквизитора, но пока тишина. Ты ничего не слыхал об этом?
– Нет!
– Понимаешь, Мартин, я тоже не падкий слухам верить. Но когда я увидел его покарябанную рожу – сомнений поубавилось. Не зря судачат, что священник и в смертях повинен, и в картежной игре.
– В разврате он повинен. О-о – о, да ты Мартин посмурнел. Не бойся. Тебе не грозит. К твоей Фредерике и на хромой кобыле не подъедешь.
– Ты знаешь, я от этого держусь подальше. Старухи любят приврать.
– Ладно-ладно. О! Доброе утро, Марта!
Марта безразлично отнеслась к приветствию Маануса, и с усердием отщипнула кусок булки. Тот не проронил больше
Она по-птичьи вывернула голову и приговаривала что-то себе под нос, но обрывки ее речи можно было услышать:
– Ларсик, ты куда от меня спрятался..? Мой глупенький… В эту булку? Мой глупенький… мой сорванец… Ты там еще? От Марты никуда не денешься. О тебе, о твоем здоровье беспокоится тетушка Агнесса и святой отец. Где ты, мой поросенок?
Мартин бережно рукой отодвинул Марту от прилавка, попутно всунув в ее корзину испорченные булки. Марта постучала костяшками пальцев по дереву, повернулась и пошла посреди мощеной дороги.
Мартин развернулся, что-то прикрикнул на своего подмастеренка.
Ему было стыдно за Марту, он не знал, почему, пыхтел – суетился, давая понять своим видом Маанусу, чтоб тот уже шел по своим делам. Маанус закричал Марте вслед, она ушла далеко, но обернулась, и внимательно и строго посмотрела на крикуна. Маанус забыл, что хотел сказать, лишь махнул рукой, вознаградив ее очередным прозвищем.
Марта шла, приплясывая, хватаясь по бокам за тунику, при этом задрав немного голову, и вытянув похудевшую шею. Ей встретились какие-то люди, и она сразу затараторила:
– …Опять влез пятачком в грязную лужу, опять облился прокисшим молочком, опять сторожил в лесу упыря…
К ней навстречу вышел Паап.
– О чем говоришь ты, Марта? – спросил он лукаво.
– А!? – она обернулась и ответила скороговоркой: –В мясной лавке висит туша моего поросенка. Его зовут Ларсик. А скоро принесут свежую тушу старого кабана Томаса…, – она сопровождала слова свои чудаковатыми ужимками, и заглядыванием в глаза.
– Шла бы ты домой! Марта!
Из растворившегося окна раздался сердитый голос:
– Она несет чушь, Паап. Отойди от нее. А ты пошла отсюда! Шлюха!
– Она сама не своя…
– Отойди от нее, говорю, – настойчиво прозвучал тот же голос.
– Нельзя ругаться! Грех! – вмешалась Марта, не поднимая глаз. – Нельзя ругаться! Он придет и заберет вас. Вы же дети глупые, – она разжала кулачок. На ладони поблескивали католические крестики и медальоны. – Это подарил мой любимый священник, – и она рассмеялась каким-то ледяным смехом, сжала кулак и затрясла рукой с браслетом на запястье.
Вдруг она начала икать, и глаза ее помутнели. Паап поспешил удалиться.
– Оставьте двери открытыми… к вам придет ночью священник и позовет вас на лунную поляну… Двери оставьте открытыми… идите за ним! – так призывала Марта тех, кто отворил окна и с любопытством наблюдал за ней. Но все делали вид, что ее не слышат, хотя глазами следили за ней.
Вот Марта скрылась за углом дома и все увидели священника, направлявшегося в ту же сторону. Откуда он выбежал – этого никто не понял.
– Гляньте! А он все бегает за ней! Вот позорище-то. Уже прямо на улице ее преследует.