Падший ангел. Явление Асмодея
Шрифт:
– Вас все подозревают…
– Да! Но я знаю, кто сотворил этот план…
– Кто?
– Ему нет имени.
– О ком Вы говорите?
– Ты все узнаешь! – и он решил сменить тему. – Кстати, этот лекарь, тем не менее, настаивает на том, чтобы ты поменьше уединялась…
Она остановилась вновь и прислушалась к шороху леса. Его вдруг охватило дикое желание схватить ее и прижать к себе. Оно было навеяно потоком новых мыслей, веянием знойной цветущей травы, и этим бесконечным одиночеством среди озлобленных людей. А может?! И он испугался этого прилива чувств. Может желание происходит от двойника, который обольщал Кристину и теперь скрывался?
От грязных мыслей его пробил
«Теперь я буду с ней! Я заменю ТЕБЯ. Она будет защищена мной и счастлива со мной. И ТЫ придешь!»
…Он отстранился от полета фантазии, как от дурмана, навеянного лесом, снял с верхушек травы росинки и протер ладонями лицо.
– А Вы, господин священник! Вы говорите, что я больна. А что со мной? Вы не знаете? Ночами приходите не Вы ко мне? А кто? Кто заглядывает в окна, трется о стены, крадется по коридорам, и трогает, трогает вещи. Потом заходит в мою комнату. При этом молчит и прячет лицо. У меня сковывает все тело, я не могу пошевелиться. И я теряюсь в его присутствии, и засыпаю в его объятиях… Этот Демон Вы!
– Кристина!
– Как он заходит в дом?! – выкрикнула она, а потом тихо добавила: – Я же ему не открывала…
– Кристина!
– …Утром просыпаюсь – его нет. Но будто нет и меня. И я не радуюсь солнечному свету. …Будто меня унес он с собой, – она пристально посмотрела на священника, на его смущенно опущенные глаза.
А он стоял, как нашкодивший мальчуган, и вдруг услышал: «…Он прикасается так же нежно, как Вы».
– Что? Что ты сказала?
Она погладила его руку, которую он тут же отдернул и услышал: «Потому что это были Вы. Вы! Черт возьми! Зачем Вы издеваетесь надо мной?!
Она разревелась, сколько до этого не пыталась сдержать себя:
– Вчера и позавчера ночью Вы тоже приходили, Вы стучали в двери. И умоляли открыть. Фру Паулина испугалась. Вы бились в дверь… Так сильно, что дверь выскакивала с петель. Она не пускала, но я вышла к Вам. Вы поманили за собой. Я шла за Вами, пока Вы не привели меня на кладбище, а потом на поляну. Зачем Вам это? Меня не прельщает ночное кладбище. Вы не откликнулись на мой зов…, я звала Вас снова и…, потом все как в тумане. Помню, начали выть волки. Потом… я шла по тропе и впереди, мне показалось, пробежал то ли человек, то ли зверь. Но мне не было страшно. Я не останавливалась. Чувствовала, что зверь преследует меня. Но потом снова наткнулась на Вас, на окраине леса. Как Вы успели? Добраться так быстро туда? Мне показалось, что это не Вы. Мне было очень страшно, Вы понимаете. Но я добежала до дома, успела закрыть засов, и мы всю ночь прятались за окнами. А Вы еще долго ходили вокруг дома… я проснулась утром, я хотела, чтобы это было сном. Но мои ноги были по колено испачканы землей, и на них налипла трава, которая растет на поляне. А моя одежда пропахла дымом и воском. Это не сон! А теперь вы спросите, что со мной? Да?
– Я расскажу тебе, отчего все началось. На мне грех. На мне. Но не на тебе. Однажды меня позвали исповедовать старуху – тетку канцлера. Был субботний вечер, я пришел. Шел под дождем – промок до нитки. Но ей стало лучше, и меня попросили ее не исповедовать. Голова трескалась от боли, меня бросило в жар – и тогда мне дали настойку. Я выпил – полегчало.
Мы засиделись в тот вечер. И решили раскинуть карты. Один из слуг напомнил канцлеру о том, что через
Священник помрачнел. Ее слез нельзя было остановить, она ревела и трясла его за руки, и что-то выпытывала. Но он стоял как каменный, и ничего не мог расслышать. Он твердил свое:
– Нет, я не оставлю ее одну. Я погибну вместе с ней. Но спасу эту невинную душу. Пусть я заблудился, пусть одновременно спасаю и совращаю. Евангельские изречения в моей голове путаются с каким-то другим языком. Бред. Все это бред.
Священник обернулся к Кристине. Она лежала в траве, волосы ее рассыпались по плечам, под задравшимся платьем оголились пухленькие части ягодиц, и вся она содрогалась от рыданий. Что мог он сделать? Как поздно ему приоткрылась створка истины. Но сколько еще закрытых створок. Сколько блужданий во тьме! Тем временем неслись по небу шальные тучи и вот-вот должны были разразиться дождем, но ветер их отгонял в сторону.
Он поднял Кристину на руки, она прижалась головой к его груди и молчала, даже не поправляя волосы, что закрыли ее лицо и рассыпались по его плечам.
Не разбирая дороги, он нес ее по лесным трущобам к своему дому. И не удивлялся нахлынувшей силе, что появилась, как в тот раз, когда он смог отбиться от страждущих его крови людей, от тех безумцев, что нападали на него, и гибли из-за этого. Он ушел с тропы, чтобы стать незаметным для непрошенного взгляда.
В гостиной он разжег камин, расстелил теплую, с терпким запахом, шкуру медведя и раздел Кристину донага. Она была без сознания, и ее тело было изуродовано судорогами. Инесса принесла портняжную иглу, и принялась штопать порванное платье. Но вот она исчезла и уже стояла, замерев, в проходе. Узнает ли она Кристину, которую привела сюда когда-то?
Он растирал тело девушки настоем трав, пока не столкнулся со взглядом, в упор направленным на гостью. Это был взгляд Инессы. Он понимал, что с ней происходит, и краем глаза продолжал следить.
«Почему она смотрит так? Ей передаются мои мысли или нет? Если передаются, то ОН все знает… Нет! Этого не может быть».
Он читал молитвы и укалывал тело Кристины, пытаясь обнаружить отметину Дьявола, но тщетно. Ее тело вздрагивало, покрываясь красными пятнами. Тогда он окропил ее святой водой, перекрестил и пошел готовить пищу.
«Я не мог ошибиться… она общается с Дьяволом. ОН затягивает ее в свое логово. Почему ОН повел ее на кладбище? Мне же раньше был известен подобный случай. Женщина после сношения с инкубом сошла с ума от страсти, никто не смог ей вернуть утраченный разум. И все повторилось с Мартой».
В скором времени до него донеслись вопли. Он нашел Кристину, корчившуюся в судорогах. Кто-то невидимый владел ею и душил. С непрекращающейся молитвой он прошел по комнате, окропляя святой водой все углы. Затем он схватил ее и вырвал из таинственных объятий. И никто не набросился на него, лишь острая боль обожгла щеку и шею – это ее ногти впились ему в лицо до самой крови и прочертили полосы, пока он не схватил ее за запястья. Приложив святой крест к ее груди, он держал его, пока не успокоилось ее тело, и не осталось красного отпечатка креста.