Пагубная любовь
Шрифт:
Твоя сестрица сказала мне только то, что слуг моего кузена нашли близ дороги убитыми. Теперь я все знаю. Чуть было не сказала ей, что ты здесь, да не успела. Отец поминутно выходит в коридор и шагает взад-вперед, очень громко вздыхая.
Любимый мой Симан, что с тобою?.. Не ранен ли ты? Неужели из-за меня тебе грозит смерть?
Напиши мне обо всем, что знаешь. Я молю Бога об одном, чтобы ты был жив. Беги отсюда; поезжай в Коимбру и жди, быть может, со временем наше положение улучшится. Верь мне, что я, несчастная, буду достойна твоей преданности... Вот старушка вернулась под окно, не хочу слишком ее задерживать... Я спросила ее, не поговаривают
В ответном письме Симан постарался успокоить Терезу. О ране упомянул вскользь, можно было подумать, что она и в лечении не нуждается. Обещал уехать в Коимбру, как только перестанет опасаться, что его отсутствие причинит Терезе страдания. Умолял оповестить его, как только ее отец захочет привести в исполнение угрозу и отправить дочь в монастырь.
Между тем Балтазар Коутиньо, будучи вызван к судейским властям, дабы содействовать начатому дознанию, показал, что убитые действительно служили у него в доме и сопровождали его самого и родных его в Визеу. Он добавил, что не знает, были ли у них недруги в этом городе, и ни против кого не питает и самомалейших подозрений.
Люди, жившие по соседству от места, где были обнаружены тела, могли лишь засвидетельствовать, что поздней ночью услышали два выстрела одновременно, а немного спустя — третий. Лишь один из соседей добавил подробность, которая, однако же, не пролила света на расследуемое дело, а именно заросли неподалеку от места преступления были частью повырублены. Вершители правосудия так и остались во мраке неведения.
Тадеу де Албукерке участвовал в покушении на жизнь Симана Ботельо. Он сам посоветовал убрать юношу, когда племянник донес ему, по какой причине Тереза так часто выбегала из залы в бальную ночь. И старый Албукерке, и молодой Коутиньо были заинтересованы в том, чтобы скрыть все улики, которые могли бы доказать их причастность к таинственному двойному убийству. Слуги не стоили отмщения, которое неизбежно поставило бы под угрозу доброе имя господ. Никаких доказательств, порочащих Симана Ботельо, у Албукерке и у Коутиньо не было. Оба предполагали, что теперь он на пути в Коимбру либо скрывается в доме у отца. Правда, они могли потешить себя надеждой, что юноша ранен и скончается вдали от места, где на него напали.
Что касается Терезы, Албукерке решил заточить ее в один из монастырей в Порто и выбрал Моншике, где настоятельницей была одна его близкая родственница. Отписал ей, прося подготовить кельи для Терезы, а также своему поверенному, дабы тот позаботился получить церковное разрешение. Но поскольку старик опасался, как бы чего не случилось за то время, что потребуется на получение разрешения, он решил поместить Терезу покуда в один из монастырей Визеу.
Тереза только успела прочесть и спрятать на груди ответ Симана, каждую строчку которого затвердила на память и который передала ей нищенка в сумерках, когда отец вошел к ней в комнату и приказал одеться. Девушка повиновалась, накинув плащ и взяв платок.
— Оденьтесь, как подобает вашему званию: вспомните, что вы покуда носите мои фамилии, — сказал сурово отец.
— Я думала, чтобы выйти вечером, незачем одеваться наряднее... — проговорила Тереза.
— А вы знаете, куда пойдете, сеньора?
— Не знаю, отец.
— Так вот одевайтесь и не перечьте.
— Но, отец, погодите немного.
— Слушаю.
— Если вы решили выдать меня за кузена...
— То — что?
— То я не пойду. Умру, и умру с радостью, но замуж за
— Он и сам того не хочет. Вы недостойны Балтазара Коутиньо, сеньора. Мужчина моей крови не возьмет в жены женщину, которая по ночам беседует в саду с любовниками. Одевайтесь живее, вы отправитесь в монастырь.
— Сейчас, отец. Об этом я и сама не раз просила.
— Без рассуждений. Одеваться, да поживей. Вас ждут кузины, они вас проводят.
Оставшись одна, Тереза залилась слезами и хотела написать Симану. Но кто передаст ему письмо в такую пору? Она помолилась перед алтарем Пречистой девы, которой давно уже поведала тайну своей любви, на коленях прося Богоматерь помочь ей и послать Симану сил перенести случившееся и сохранить верность, какие бы муки ни выпали ему на долю. Затем оделась, спрятав на груди сверточек, в котором были бумага, пузырек чернил и пачка писем Симана. Вышла из комнаты, бросив увлажненный слезами взгляд на образ Пречистой, и, увидев отца, попросила дозволения взять святой образ с собою.
— Там у вас будут другие, — отвечал тот. — Были бы вы столь же стыдливы, сколь набожны, выпала бы вам жизнь счастливее той, что вас ждет.
Одна из кузин, сестрица Балтазара, отозвала Терезу в сторону и прошептала:
— Кузиночка, ты еще можешь все уладить...
— Каким же образом? — осведомилась Тереза с деланной серьезностью.
— Скажи отцу, что решилась пойти замуж за братца Балтазара.
— Кузен сам не хочет, — отвечала Тереза с улыбкою.
— Кто тебе сказал, Тереза, душенька?
— Отец.
— Больше его слушай, братец с ума по тебе сходит. Хочешь, я с ним поговорю?
— Чего ради?
— Ради нашего общего счастья.
— Ты шутишь, кузина! — возразила Тереза. — Я выказала бы бессердечие, стань я твоею невесткой. Твой братец знает наверное, что я люблю другого. Я хотела бы жить ради него, но если кому-то угодно, чтобы я из-за него умерла, что ж, буду благословлять своих палачей. Можешь передать все это кузену Балтазару, да поспеши, как бы не позабыла.
— Что ж, идем? — проговорил старик.
— Я готова, отец.
Дверь монастырской привратницкой отворилась. Тереза вошла, не уронив ни слезинки. Поцеловала отцу руку, которую тот не решился отдернуть при монахинях. Приветливо попрощалась с кузинами; и, когда дверь закрылась, воскликнула, к великому изумлению монахинь:
— Я свободна как никогда. Свобода сердца важней всего на свете.
Монашки переглянулись, как будто слово «сердце» прозвучало еретически, кощунственно в дому господнем.
— Что вы говорите, менина? — вопросила настоятельница, разглядывая Терезу поверх очков и утирая нос после понюшки табака платком из Алкобасы [32] .
— Я сказала, что мне здесь хорошо, моя сеньора.
— Не говорите «моя сеньора», — прервала Терезу матушка письмоводительница.
— А как надобно?
— Говорите «наша матушка настоятельница».
— Так вот, наша матушка настоятельница, я сказала, что мне здесь очень хорошо.
— Но кто приходит в сии домы господни, тот не для того приходит, дабы ему здесь было хорошо, — изрекла наша матушка настоятельница.
32
...платком из Алкобасы. — Старинный португальский город Алкобаса поныне славится своими платками и столовым бельем.