Палач и Черная птичка

Уивер Бринн

— Я серьезно, — говорит он после нескольких пассов лезвием по воловьей коже. — Небраска слишком далеко, малявка. А еще ты упускаешь из виду все приятные подробности несуществующей, до смешного печальной личной жизни Роуэна.

— И правда, — признает Фионн. Его задумчивый взгляд опускается на деревянную столешницу, он скрещивает руки на груди и прислоняется к комоду. Видимо, он присваивает числовые значения знанию сплетен и тому, что он не в курсе событий, и взвешивает статистическую вероятность своего счастья,

деленную на число пи.

Гребаный ботаник.

— Ты ее видел? — спрашивает Фионн, выходя из своего аналитического оцепенения и глядя прямо на Лаклана, как будто меня здесь даже нет.

— Только на фотках, — Лаклан делает глоток своего напитка, ухмыляясь моему убийственному взгляду. — Она чертовски сексуальна. Определенно, у нее есть темная сторона — ей нравится вырывать глазные яблоки у своих жертв, пока те еще живы. Федералы называют ее Ткачихой Сфер. Настоящее имя — Слоан Сазерленд.

— Не смей произносить ее гребаное имя, — рычу я.

Раскатистый смех Лаклана наполняет комнату. Он подносит руку, сжимающую складной нож, ко рту, когда звуки его веселья заполняют пространство между нами. Этот умник, несомненно, напоминает мне, что из нас двоих только у него оружие наготове.

Если бы в его руке не было зажато острое как бритва лезвие, я бы уже врезал по его самодовольной физиономии.

— Допустим, тебе удастся пробраться во френдзону, а затем, чудесным образом, ты выйдешь за ее пределы и снискаешь расположение леди-паучихи, не потеряв при этом ни одного глаза, как мне ее называть?

— Не знаю, придурок. Королева? Ваше высочество. А вообще, отъебись.

Я стону, когда смех Лаклана снова окружает нас, даже громче, чем раньше.

— Отъебись? Ладно. Рад с тобой познакомиться, Отъебись.. Я твой шурин, добро пожаловать в семью, Отъебись.

Я уже собираюсь наброситься на Лаклана, когда в моем кармане звенит одноразовый телефон.

Извлекаю из этого максимум пользы.

И фотография, на которой изящные пальчики Слоан сжимают бокал шампанского в бизнес-классе самолета, ее кроваво-красный маникюр сияет в искусственном освещении салона.

Мое сердце колотится о ребра.

Я почти чувствую, как эти ногти царапают мою грудь и спускаются вниз по прессу, обхватывая мой член с обманчивой силой. Я могу представить жар ее карих глаз, устремленных на меня, как ее дыхание согревает мою шею, когда она шепчет мне на ухо.

Лаклан хихикает, как будто читает каждую мою мысль, и я прочищаю горло.

Вижу, ты уже в самолете. Это… здорово…

Еще как здорово. А ты явно нет. Увидимся, если в конце концов догонишь меня! Я не буду сидеть и ждать тебя!

Мои

щеки вспыхивают, когда мои большие пальцы зависают над клавиатурой.

Уже поздно просить начать все заново?

Реакция Слоан последовала незамедлительно.

Абсо-блять-лютно.

Рычание вибрирует в моей груди, когда я пытаюсь еще быстрее собрать вещи, хотя знаю, что это не поможет мне быстрее сесть в самолет.

— Все в порядке, братишка? Или «Отъебись» уже убила твою цель?

Я подумываю швырнуть свой наполовину упакованный багаж в ухмыляющееся лицо Лаклана, когда звонит его телефон. Любой намек на юмор исчезает с его лица, как пепел, падающий с обугленного полена, оставляя после себя только потрескавшийся уголь.

— Лаклан слушает, — говорит он. Его голос хриплый, когда он отвечает звонящему отрывистыми ответами «да» и «нет», низким тембром. Я скручиваю рубашку в тугой рулон, до тех пор, пока у меня не белеют костяшки пальцев. Мои глаза прикованы к старшему брату, но он не отрывает взгляда от ножа, который вертит в руке. — Сейчас буду. Через тридцать минут.

Когда он встречается со мной взглядом, улыбка Лаклана становится мрачной.

— Ночная смена? — спрашиваю я.

— Ночная смена, — отвечает он.

Днем Лаклан руководит Ателье «Кейн», своей специализированной студией по обработке кожи, где он создает красоту из шкур. Но ночью, когда бы ни позвонил Леандер Мэйс, мой брат становится безжалостным орудием дьявола.

Лично мне нравится лишать жизни любых подонков, которые случайно оказываются на моем пути в адском бульоне современного общества.

Лаклан…? Не знаю, нравится ли ему сейчас что-нибудь. Он убивает целенаправленно, но окутывает себя холодной отстраненностью. Ему нравится лишь срезать шкуру своими руками или издеваться надо мной с Фионном, но кажется, будто жизнь для него вообще не имеет значения.

Острая боль пронзает грудь, когда Лаклан поднимается со стула, прячет свой клинок в карман и хрустит шеей, застегивая ремень на талии. Слабый отблеск его улыбки возвращается, когда он смотрит на меня.

— Будь осторожен, придурок, — говорит он.

— Ты тоже, придурок.

Лаклан усмехается, но все равно хлопает рукой по моему плечу, проходя мимо. Он прижимается своей головой к моей, чтобы перевести дыхание, а затем уходит, направляясь к двери, чтобы сделать то же самое с Фионном. Наш младший брат никогда не умел хорошо скрывать свои тревоги. В светло-голубых глазах Фионна отражаются все оттенки печали и беспокойства, и он смотрит, как Лаклан уходит, с болезненным беспокойством, отразившимся на его мальчишеских чертах.

— Увидимся позже, детишки, — говорит Лаклан, переступая порог и исчезая в тускло освещенном коридоре. — И возвращайся домой, Фионн.