Паломничество с оруженосцем
Шрифт:
– Как доедешь до магазина, повернешь налево. Там увидишь: сосна в ограде и слон… – Но тут вода из фляги начала переливаться ей под ноги, и она с неожиданно звонким взвизгом отпрыгнула, а потом наклонила тележку, чтобы вылить лишнее.
Он не стал выяснять, при чем тут "слон", поехал в указанном направлении, повернул налево и почти сразу увидел кирпичный дом за высоким синим забором. На шелушащихся воротах был нарисован белый слон и что-то написано, – видимо, на санскрите. В глубине двора росла раскидистая сосна, на толстом суку спиной к улице сидел человек в противогазе. Он производил руками непонятные пассы, как будто зашивал что-то гигантской иглой.
Андрей
Майор собрался уже окликнуть его, как вдруг в застекленных сенях раздался топот заплетающихся ног, пьяное рычание – и дверь распахнулась. На крыльцо вывалились две простоволосые девушки - одна в шортах и майке, другая завернулась в простыню, - они вели под руки толстого, волосатого мужчину. Толстяк был абсолютно голый: в черноте, под огромным трясущимся брюхом, – эта деталь сразу бросалась в глаза – подпрыгивало некое подобие шарика для пинг-понга. Девушки при виде Андрея попятились, как если бы хотели вернуться в дом, но туша по инерции продолжала двигаться вперед и увлекла их за собой. Толстяк, сотрясаясь заросшим телом, запнулся о собственные ноги и грохнулся на четвереньки, показав обрамленную лысину, – девушки отпустили его. Та, что была в простыне, потеряв равновесие, села на ступеньку. Простыня спала, обнажив маленький, розовый сосок, красавица поглядела выразительно на Андрея и натянула покрывало на плечо.
Мужчину вырвало, в подставленный второй девушкой таз. Он весь посинел, почернел, шея стала толще головы, виски вздулись, рот со щеками вытянулся вперед, и из него начали вываливаться свекольного цвета куски. Расторопная девушка склонилась над ним и, упираясь рукой в его загривок, приговаривала:
– Вот так, молодец - еще поблюй.
Толстяк сел на верхней ступеньке, весь в слезах и поту.
– Что вы мне дали, гадины? – протянул он плачущим голосом.
– Узвар, очищающий, – сказала старшая, в шортах.
– Смерти моей хотите! Я же компотику просил, дуры.
– Ничего, потом спасибо скажешь.
Толстяк продолжал охать и отдуваться в то время, как девушка обтирала ему рот и все лицо полотенцем. Под каштановой шерстью проступил румянец, губы налились, будто спелые вишни. Андрей наблюдал за ним, не скрывая усмешки, и тут взоры их встретились.
– Ты что же ругаешься, как собакоед? – сказал Андрей. Он окончательно узнал Валерку Козырчикова по слабому страбизму широко расставленных глаз, который даже сейчас придавал его взгляду мечтательное выражение. (И все равно не верил своим глазам: неужели этот волосатый боров и есть Валерка Козырь, которого он помнил маленьким и худым, с набитыми на кулаках мозолями. Тот еще в школе увлекался восточными единоборствами, распускал слухи о своих победах и пользовался славой великого бойца, хотя подрался всего один раз и то был бит. Впрочем, сколько он его не видел? Лет двадцать, а то и больше? Все течет, все изменяется…)
Толстяк смотрел мимо него расходящимися глазами внимательно и тупо, словно стараясь разглядеть, кто прячется у Андрея за спиной.
– Почему калитка не закрыта? – проговорил он уже без капризных ноток, – сколько вас учить, чтобы все запирали. Я тут организм чищу, – продолжал он, обращаясь к Андрею, и поморщился, как если бы из утробы поднялась тяжелая отрыжка, которую он подавил: – Это особый вид сура-терапии, известный еще с «Пуран».
В глазах его мелькнул осмысленный огонек, они на минуту заняли нормальное положение: очевидно, гуру сообразил, что перед ним
– Не признал, что ли? – усмехнулся Андрей. Девушки во время их разговора неуверенно улыбались, не зная, как себя вести. Светловолосая, что упала вместе с гуру, уже поднялась и куталась в простыню, словно в тогу. Валерику накинули на пояс полотенце.
– Ты кто, брат? – спросил гуру. Андрей почувствовал себя неловко как человек, которого не узнают. На мгновение ему показалось, что он вообще утратил индивидуальность, имя и почти перестал существовать.
– Андрея Зубова помнишь? – поспешил он возобновить утраченное "я" и добавил с сомнением: – Был такой…
– Так это ты, что ли?.. – не то облегчение, не то разочарование промелькнули в неопределенных глазах гуру. Он попытался приподняться навстречу, но лишь закряхтел и протянул руку. – Когда я тебя… в последний раз видел? Курсантиком еще, неоперившимся, – а сейчас заматерел: коса, волосы до плеч…
– Экономия на парикмахерской…
– А мы только глаза продрали, не успели еще себя в порядок привести… – Он поднял голову и посмотрел на спутанные волосы девушек. – Это мои Матанга с Сидхайкой, верные спутницы, – шасанадеваты, короче говоря… – представил гуру дам.
Повисла неловкая пауза, во время которой все улыбались и усиленно соображали, что бы такое сказать не очень глупое. Вдруг Андрей вспомнил, о чем хотел спросить:
– Что за человек там, на сосне?
– А – это… Дигамбар один, – ответил, даже не оглянувшись, Валера. – Медитирует.
– Почему в противогазе?
– Плоть умерщвляет – аскет! – произнес гуру, расширив со значением глаза.
– Не упадет?
– Не-ет!.. Он же как кошка: владеет боевой йогой – моя школа. Пойдем в дом. – Гуру поднялся с помощью деват и продолжал рассказывать, проходя в сени: – Мы тут с даосами второй день квасим, у меня там два даоса сидят. Даосы эти – пьяницы ужасные, я бы и не пил совсем, если б не даосы…
Попав из сеней в темную прихожую, Андрей на какое-то время ослеп и шел держась за руку одной из девушек.
– Осторожно, здесь ступенька, – сказал Валерик.
Он все равно запнулся, наткнулся на умывальник, но тут слева открылась дверь, ведущая на кухню, и Андрей снова начал видеть. Ему указали туда, сами провожатые исчезли за другой дверью, напротив.
Посреди просторной кухни за столом сидели две худощавые фигуры в одинаковых футболках и шортах. Вероятно, это и были даосы. Оба при его появлении сделали вид, что привстали в плетеных креслах, чтобы пожать руку. "Гена", – произнес на южнорусский манер долговязый, костистый, с маленькой головой и длинным, раздвоенным носом даос. У него были рыжие усы, торчком, и скошенный подбородок, что делало их обладателя похожим на осетра. "Володя", – представился другой, невысокий, с очень белой кожей и сочными, красными губами. Редкая челка едва прикрывала глубокие залысины на огромном лбу. Говорил он тихо и загадочно. Его пальцы и шею украшали толстая печатка и цепь. Он тут же пересел как-то боком и продолжил играть цепью.
Перед Геной стоял высокий бокал с выдохшимся пивом, дальше – тарелки с вчерашними закусками, винегрет, пиала с медом, черствый хлеб. Геннадию, по всей видимости, не здоровилось и пиво ему не помогало. Володя выглядел свежо, как после утренней пробежки.
Через минуту вошел голый по пояс Валера в белых штанах, препоясанных под большим, шерстистым животом веревочкой. Остатки длинных волос на голове были схвачены ремешком.
– А что водки у нас не осталось? – спросил, провожая его глазами, Гена.