Паломники Бесконечности

Слепынин Семен Васильевич

На другой планете, находившейся почти рядом, — такие же города, космодромы и такое же безлюдье. На космодромах, однако, все корабли были на месте. Люди здесь, видимо, и не пытались бежать в черную неизвестность. Куда же они девались?

Провалы, похожие на входы в бомбоубежище, наводили на страшную догадку. Я спустился вниз, шел какими-то запутанными и уводящими в глубину коридорами. И вдруг замер: свет!

Впервые в этой беспросветной Вселенной обнаружил нечто похожее на излучение — тощенькое, крайне разреженное, но все же излучение. Оно шло от стен коридора, от пола, уложенного грубо отесанными плитами.

На

поверхности планеты и во всех звездах атомы «замерзли», электроны прекратили свой молниеносный бег вокруг ядер. Здесь же отдельные атомы, агонизируя, еще жили. Электроны вращались вокруг ядер и, с натугой перескакивая с орбиты на орбиту, излучали кванты энергии. Вот эти умирающие пучки фотонов я и видел.

Дальше коридор слегка потемнел. Но потом, когда я по лестнице перебрался еще ниже, осветился вновь. В тусклом инфракрасном излучении еле просматривались уходящие вглубь ходы: жители городов, вгрызаясь в планету, пытались под ее гранитными и базальтовыми шубами укрыться от космического холода.

Один из коридоров расширился, и я вошел в зал, большой и хорошо освещенный. Для моих глаз, конечно. Справа — пульт управления с погасшими лампочками и приборами с некогда подрагивающими, а сейчас навеки замершими стрелками. А дальше в сумеречную глубину пещеры уходили оплетенные трубами блоки энергосистемы. Ядерное топливо в них давно выгорело, но отдельные атомы, словно крохотные светлячки, еще дотлевали в тщетной попытке хоть на полградуса повысить температуру поселившегося здесь мороза, лютее которого трудно себе представить.

Слева тянулся длинный коридор. По сторонам — наглухо закрытые двери. Там, надо полагать, были жилые помещения. Сквозь толстые гранитные стены я без труда проник в одно из них и в страхе тился. Люди! Такие же двурукие и двуногие, как я. Они, скрючившись, валялись на полу, лежали на кроватях. И только один человек, прислонившись к стене, стоял как статуя, скованный вселенским морозом. В другой комнате увидел семью, достойно встретившую свою тепловую смерть. Две женщины, одна постарше, другая помоложе, мужчина и дети, одетые в меховые шубы, сидели за столом. В их широко открытых застекленевших глазах навеки застыли ужас и мольба: за что?

Не помня себя, я вырвался из музея кошмаров, летел в непроглядном даже для моих глаз пространстве, и в душе метались вопросы: за что такой ужас? Кому он нужен? Неожиданно наткнулся на космический корабль — гробницу с заледеневшими мумиями, бывшими людьми, застигнутыми в самых разнообразных позах.

И тут моей душой овладел невиданный страх. Я бросался из стороны в сторону, пытаясь вырваться из дьявольской Вселенной. Хоть куда. Хоть снова в пугающее Великое Ничто.

Наконец усмирив свои чувства, полетел в одном направлении. Только так можно найти обрыв, где кончалось пространство и этот напичканный кошмарами мир.

И все же не удержался, заглянул в недра еще одной планеты и сразу понял: здесь люди не стали ждать медленно и мучительно вползающей тепловой смерти. Они оборвали свои жизни мгновенно. Мужественное решение! Когда в подземных коридорах и комнатах было еще сравнительно тепло, они распахнули все люки и двери. Вселенский холод стремительно ворвался и в один миг всех заморозил. Лица людей не были искажены муками и страхом ожидания. Обитатели глубинных убежищ даже не кутались в шубы. Легко

одетые, они сидели за столами и будто вели оживленную беседу. Застывшую, безмолвную и вечно длящуюся беседу.

С тяжелым настроением я все шел и шел по тускло освещенным коридорам, заглядывал в комнаты и видел все те же страшные, беззвучные и навеки замороженные беседы. Однообразие поразительно. Договорились так, что ли?

И вдруг я попал… на новогодний бал! На своего рода пир во время чумы. В зале стояла нарядная елка. В колоннах зала, особенно в люстрах, многие атомы еще жили, пульсировали, испуская слабые, гаснущие излучения. Но они слепили меня, и я вынужден был наполовину убавить свою сверхъестественную зоркость. И первое, что увидел, — двух стройных красавиц, двух дам в бальных открытых платьях. Дамы улыбались, и жуть брала от этих застывших улыбок. Подняв бокалы, они поздравляли друг друга с Новым годом. Пена шампанского, перелившаяся через края, замерзла и сияла хрустальным кружевом. Остальных мужчин и женщин, также легко и празднично одетых, космический холод застиг и сковал в тот миг, когда они кружились в вальсе.

Только один человек был здесь в шубе, в валенках и с пушистой меховой шапкой на голове — Дед Мороз. Подняв руку, он с улыбкой приветствовал замерших в вечном вальсе мужчин и женщин. Я подошел к нему, и что-то знакомое почудилось в серых заледеневших глазах, в добродушной лукавой улыбке. Где я его видел? В какой из давно ушедших земных жизней? Помнится, только один человек в минуту тягчайших испытаний мог в кулак собрать свою волю и ободрить всех своих мужеством. Неужто он — капитан?

Какой вздор! Нет, хватит с меня миражей и галлюцинаций. Хватит чертовщины. Я выбрался из подземных лабиринтов и оказался в пространстве настолько пустом, что на невероятно долгом пути попалась лишь одна черная звезда. И вдруг вдали, в непроницаемом мраке сверкнули три искорки. Померещилось? Опять галлюцинации? Нет. Стремительно подлетев, обнаружил, что это угасающие звезды — дотлевающие угольки некогда пылавшего вселенского костра.

Я приблизился к одной из них — средней по размерам и багрово-красной, с многочисленными воронками и струйными течениями еле дышащих гранул на экваторе. В вяло колышущихся протуберанцах и всплесках я увидел, что атомов железа становится все больше и больше. Водород и гелий исчезали прямо на глазах. Ядерное топливо выгорало, и скоро звезда превратится в холодный кусок железа.

С грустью представил, как на заре своей юности она жила и пылала, лучилась радостью и светом, обогревая планеты. Одна из планет, вторая от своего солнца, еще чуточку светилась бурными ручейками и реками. Это воздушная оболочка, замерзая, недавно прошумела ливнями и стекала с холмов и гор в долины. В низинах красноватые на вид озера бывшей атмосферы на моих глазах тускнели и гасли.

Я облетел планету и по уцелевшим, занесенным снежными вьюгами городам понял, что была она обителью высокоразвитой цивилизации. Я проник в недра планеты. Нет, ее мужественные жители не прятались в подземных убежищах. Они боролись до конца. По каким-то циклопическим сооружениям, нацеленным на солнце, я догадался, что они вмешивались в жизнь своего умирающего светила, раздували атомное кострище, разгоняли наваливающиеся вселенские мрак и холод. И все же замерзли. Погибли, как солдаты в бою.