Паломники Бесконечности
Шрифт:
Капитан фрегата, а это был, несомненно, он, со своим пристрастием к «высшим силам бытия», уселся на своего любимого конька и помчался, поскакал так, что трудно было бы его остановить. Сейчас, правда, его метафизические настроения обогатились новыми мыслями, приобрели профессиональный вид. Что ж, он побывал профессором. Это сразу видно. Вот он сидит рядом со мной — капитан, профессор и Дед Мороз. Жмурясь и попивая чаек, он добродушно посмеивается над крайностями идеализма и материализма.
— Материалисты попали в дурацкое положение. Они утверждают, что мысляший дух возник из мертвой материи внезапно, как-то сразу, возник из ничего. Это же акт божественного творения! Мистика! Идеализм я тоже
— И красота оттуда?
— Именно, именно! И красота оттуда! — подхватил старец. Он внимательно посмотрел на меня и рассмеялся. — Понимаю. Кажется, я имею дело с творцом прекрасного. Композитор? Поэт?
— Я художник.
— И отражаешь красоту мира, проникаешь в его душу? Замечательно. Странно: все согласны, что наш духовный мир отражает мир физический. Но все забывают, что наша душа не только отражение Вселенной, но и ее продолжение, о чем свидетельствует и наше с тобой вечное бытие.
— Однако бестелесное, нематериальное, — напомнил я.
— Не совсем так. Мы с тобой такая же объективная реальность, как и весь звездный мир. Мы реально существуем…
— И в то же время не существуем, — ввернул я.
— Да, нас как бы и нет. Вот это мне не совсем понятно. А вот это? — Дед снял с чайника крышку и постучал ею по камню. — Слышишь? Звенит. Но ведь в физической действительности нет ни крышки, ни звона. Что это? Продолжение моего «Я»? Эманация моей памяти? Моя мечта?
Сколько времени мы беседовали? Два-три часа? Или по календарю Вселенной прошли годы? Только вдруг холодом повеяло, в мире как-то разом все изменилось. Те две бледно-голубые звездочки, еле видимые издали, поискрились, померцали и на наших глазах погасли, испустив последние лучи. Догорало топливо и в нашем солнце, в нашем «камине».
Дед Мороз сник, сгорбился и, зябко поеживаясь, снова надел меховые рукавицы.
Ранее весело гремевшие меж камней ручейки и реки жидкой атмосферы, еле-еле светясь, вяло шевелились. Но вскоре погасли и замерзли совсем. Наступила тишина и сгустилась тьма.
— Умерла планета, — с грустью промолвил старец.
Солнце еще жило. Но уже не полыхали протуберанцы, струйные потоки на экваторе замедляли течение, исчезали воронки. Фотосфера, словно подергиваясь пеплом, туманилась, темнела и погасла совсем. Последний светильник Вселенной померк.
— Все. Умерло и время, — загадочно сказал Дед Мороз. — А время — душа мира. Погрузились душа и время в тягчайший сон, в глубокую нирвану.
— Ты, дедуля, говоришь что-то непонятное.
— Поразмыслишь, сам поймешь, — как-то скучно ответил дед.
Мы перестали видеть друг друга, но еще долго сидели на каменистом выступе. Молчали. И вдруг не так далеко перед нами возникло странное видение — средневековый замок с зубчатыми стенами, с бойницами, башнями и переходами между ними.
— Слетаются, мерзавцы, — с ненавистью заговорил дед. — Торжествуют, гады.
— Что за гады и что за мерзавцы? — спросил я. — Чья-то эманация? Проекция памяти?
— Да, такое же миражное порождение чьей-то памяти, как наш чайник. Что за гады, спрашиваешь? По случаю кончины Вселенной там собираются черные силы. Или рыцари тьмы, как они себя называют., Рыцари зла.
— Любопытно.
— О, раньше было очень любопытно. Ежегодно слетались сюда интересные рыцари — бывшие ученые и философы, такие же бестелесные духи, каковы и мы сейчас. Но какие страсти, какие жаркие споры! Ну прямо как в земной
— Посмотрим? — предложил я.
Старец согласился. У главных ворот, освещенных чадящими факелами, нас встретила стража — закованные в доспехи рыцари с алебардами. Нас не только пропустили, но и приветствовали как своих.
— Дед Мороз с оруженосцем Вьюгой, — хохотали рыцари. — Это вы заморозили Вселенную? Заходите.
Мы вошли в зал и встали в неглубокой нише. Все здесь дышало средневековой стариной. Стены сложены из грубо отесанных камней, пол выложен выщербленными плитами. Однако сам зал, довольно внушительный по размерам, освещался не факелами, а роскошной хрустальной люстрой. Бросался в глаза и другой анахронизм — длинный, сверкающий коричневым лаком стол и напитки всех времен и народов. И гости здесь тоже выходцы из всех эпох. Но лишь около десятка из них щеголяли плюмажами на шлем и блестящими рыцарскими доспехами. Остальные же были в той одежде, к какой привыкли в своей послед-, ней вещественной жизни. Здесь можно увидеть все, начиная чуть ли не со звериных шкур и кончая униформой служащих межзвездного флота.
— Но почему они все такие же двуногие, как мы с тобой? — спросил я. — Неужели не было негуманоид-ных рас?
— Есть и такие. Ты просто не заметил.
И верно, из толпы поднялся вверх какой-то полупрозрачный шар, подплыл к люстре, осмотрел ее, пощупал гибкими отростками и опустился вниз. Изучал, видимо, незнакомое ему устройство. На длинных щупальцах с присосками лениво передвигался еще один тип, похожий на спрута.
— Ждут еще одно страшилище, — сказал мой спутник. — Знавал я его. Ум холодный и бесчеловечный, но просчитывающий варианты быстрее любой машины. Это он вычислил, что достаточно из всех галактик убрать всего лишь по одному атому водорода, и Вселенной придет конец. Масса ее станет ниже критической, и она не сложится в первоатом, а будет вечно расширяться, гаснуть и замерзать. Уверяет, что он и сделал это. Убил Вселенную. Врет, конечно, хвастун. — Помолчав, старец добавил: — Гордится, что он представитель болотной цивилизации. Ведь его планета была сплошным болотом.
В зал вошел глашатай — рыцарь с алебардой, поднял руку и провозгласил:
— Убийца Вселенной Великий Вычислитель! Оркестр в галерее над нами заиграл туш. Под звон литавр и приветственные крики в зал, передвигаясь на задних лапах, вошла громадная жаба грязно-зеленого цвета. На ее широкой морде светился прямоугольник с мелькающими цифрами и формулами. Ну точь-в-точь экран вычислительной машины. Оценивающим взглядом мутных глаз жаба осмотрела рыцарей, мгновенно вычислила их интеллектуальный уровень и решила, что с такими недоумками можно не церемониться. Из емкой, как медвежья берлога, пасти Великий Вычислитель метнул извивающийся и невероятно длинный язык, схватил им из вазы яблоко и отправил в рот. Из жабьей пасти потекла слюна, послышалось громкое чавканье. Рыцари с изумленно раскрытыми ртами замерли: какое неприличие! Вычислитель пожевал-пожевал и поморщился: невкусно. Вместе с густой и вонючей слюной он выплюнул недожеванное яблоко. Да так метко, что плевок влетел в разинутый рот какого-то рыцаря в камзоле.