PAMF
Шрифт:
– Не бойтесь, детишки, – он вытащил тряпки, которые не давали им говорить. – Как вас зовут?
Мальчик сказал первым, пытаясь защитить сестру:
– Архип.
– Хорошо, – Феру перевёл взгляд на девочку, которая вся дрожала.
—Д… Д… Даша, – тихо добавила девочка, не поднимая глаз.
– Меня зовут Феру. Вам нечего бояться, всё с вами будет хорошо, – сказал он, искренне улыбаясь. – Я понимаю, вы
Из глаз девочки продолжили течь слёзы, а мальчик пытался их сдержать.
– Понимаете, – сказал Феру, – ваш дедушка сделал много плохого, и за это его постигла заслуженная кара. Но теперь вам не о чем беспокоиться, мы позаботимся о вас. Я знаю, вам страшно. – Феру улыбнулся, пытаясь выглядеть успокаивающе, и потрепал их по голове. Смотрите на меня. Всё это позади. Больше никто не причинит вам вреда. Понятно?
Мальчик кивнул, всё ещё дрожа, а девочка с трудом выдавила из себя:
– Да…
– Хорошо. Давайте начнём с простого. – Он осторожно прикоснулся к верёвкам на их запястьях. – Пора освободить вас от этого.
Ким лишь печально вздохнул, словно надеясь на что-то большее, вроде совершения жертвы прямо сейчас. Но полностью покорно подчинился.
Мальчик сдерживал слёзы, инстинктивно кивая в ответ. Девочка, всё ещё испуганная, посмотрела на Феру, её глаза выражали страх и сомнение, словно она пыталась понять, можно ли доверять его словам.
– Всё будет хорошо, – добавил Феру, обращаясь к детям. – Бог не даёт случайных испытаний, и вы справитесь.
Феру поднялся и сделал несколько шагов к выходу, замедлил шаг и, не оборачиваясь, сказал:
– Теперь они члены нашей семьи.
Ким молча кивнул, его лицо оставалось невозмутимым, но в глазах мелькнула тень задумчивости. Верона, слегка наклонив голову, наблюдала за детьми, словно пытаясь понять, как они могут вписаться в их мир. Авель, не изменив выражения лица, кивнул, в его взгляде читалась холодная готовность принять новых членов.
Дети стояли, прижавшись друг к другу. Они все так же боялись лишний раз пошевелиться, даже после слов о том, что они стали частью семьи, не находя в этих словах никакого утешения. Верона постучала по камню, на котором сидела, подзывая детей. Дети смотрели на Верону с робостью, но её движения были плавными, материнскими. Она жестом указала им сесть на камень рядом с ней, не произнося ни звука. Они инстинктивно, подошли к ней, не имея сил сопротивляться.
– Детишки нашли себе мамочку, – с ухмылкой сказал Ким. – Только они кое-что не знают.
Верона медленно повернула голову, посмотрев на Кима. Её глаза – единственное, что могло передать её эмоции – остались спокойными, как поверхность пруда. Кима это ещё больше разозлило, ведь её постоянное безразличие было словно издёвка, которую он не мог игнорировать, и это лишь усиливало его раздражение.
–
Верона вновь отвела взгляд, будто ничего не произошло. Ким стиснул зубы. Он чувствовал, как раздражение копится внутри него, словно горючее, готовое воспламениться в любой момент.
– Хватит, Ким, – холодно произнёс Авель, его голос пронзал тишину, как лезвие.
Феру прервал их:
– По пути в Икжлов мы сделаем ещё одно дело. Нам нужно посетить старого друга, – сказал он с лёгкой улыбкой.
– А он знает, что ты идёшь? – спросил Авель.
– Уже давно, очень давно, – ответил Феру.
14. ОСТАТЬСЯ ИЛИ УЙТИ
Арсений ощущал странную пустоту. Всё, что раньше казалось важным, теперь вызывало лишь отголоски воспоминаний. Не зная, куда направить себя перед отъездом, он решил ещё раз навестить дедушку. Чувства глухо давили на него, словно невидимая тяжесть, напоминая, что есть вещи, от которых нельзя убежать.
Больничный коридор был тихим и почти безжизненным. Свет ламп холодно отблёскивал на кафельном полу, а запах антисептика добавлял ощущение безнадёжности. Арсений чувствовал, как каждый шаг отдаётся в ушах, будто отмеряя время.
Он зашёл в палату и остановился на пороге. Дедушка лежал на кровати, окружённый медицинскими приборами, которые равномерно тикали и издавали короткие сигналы, словно напоминали о том, что жизнь всё ещё теплилась в его теле. Лицо старика казалось измождённым, черты заострились, кожа натянулась, а глаза – единственное, что оставалось неизменным, – блестели тем же упрямым светом, который Арсений помнил с детства.
– Жив ещё, – дедушка криво улыбнулся, пытаясь придать своим словам бодрость.
Арсений молча кивнул, чувствуя, как в груди странно щемит. Эта попытка шутить, несмотря на слабость, пробивала его защиту.
Он стиснул губы, скрывая горечь, и с трудом заставил себя улыбнуться.
– Завтра я улетаю, – сказал Арсений, обрывая тишину. Его голос звучал сдержанно, почти сухо, как будто он боялся, что эмоции выдадут его. – Ты точно не хочешь, чтобы я перевёл тебя в другую больницу? – Вопрос был скорее формальностью – он знал ответ.
– Точно, – отозвался дедушка, его голос был слабым, но твёрдым. В этих двух словах слышалась какая-то неизменимая уверенность.
Арсений тяжело выдохнул, чувствуя, как долг и ответственность вновь давят на него, словно напоминание о его дедушке и их прошлом, которое не отпускает и заставляет идти дальше. Он хотел сказать что-то ещё, но вместо этого проглотил ком в горле и отвёл взгляд в сторону.
– Работа не терпит отлагательств, и я… – начал было Арсений, но его голос дрогнул. Он ненавидел эти оправдания, но слова казались необходимыми.