Памфлеты
Шрифт:
— Я приказал работать над самолётами, которые могли бы достигать США и возвращаться на свои базы… Я приказал также работать над улучшением типа снарядов «ФАУ-1» против Англии и очень сожалею, что у меня этих «ФАУ» было так мало…
Геринг не лишён также и чувства юмора:
— Но примеру США мы с фюрером порешили объединить власть премьера и власть и резидента…
На вопрос обвинителя, остаётся ли он сторонником теории «народа господ», Геринг с усмешкой отвечает:
— Нет, я её никогда не признавал. Если кто-нибудь и в самом деле является господином, то ему никогда по следует это подчёркивать…
В своих показаниях Геринг очень охотно рассказывает
Геринг — правда, скупыми красками — рисует портрет Адольфа Гитлера: кровавого комедианта-параноика и
обыкновенного мазурика с шарлатанским амплуа. Он со злопыхательским скрежетом в зубах рассказывает о том, как нахально «фюрер Великогермании» крал украденные им, Герингом, картины. Он, чуть ли не причмокивая от удовольствия, рассказывает нам истории, — срывает один за другим лавровые листики, которыми так добросердечно венчали голову Гитлера Геббельс и геббельсята.
В 1943 году, в день разгрома немцев на Кавказе, Гитлер укорял Иодля в том, что тот повёл войска через Эльбрус. Иодль вспылил.
— Мой фюрер! Ведь вы сами приказали мне это сделать…
Услыхав об этом, Гитлер отвернулся н вышел, не простившись со своим фельдмаршалом. «Он даже имел намерение сместить Иодля, а на его место поставить окружённого тогда в Сталинграде фон Паулюса, фон Паулюса, — добавил Геринг, смакуя, — к которому Гитлер имел особенно большое доверие…»
Говоря об украинских (и не только украинских) националистических телохранителях нацизма, Геринг с подчёркнутым презрением кривит губы:
— Я их глубоко презираю, но ведь во время войны берут то, что есть под рукой.
И Геринг действительно брал всё, что у него было «под рукой». А «под рукой» у него было в то время немало всякой всячины, не только квислингов и квислинжат. Одних лишь художественных ценностей он «собрал» у себя на сумму пятьдесят миллионов марок золотом. Набрал он со всех концов Европы, не забыл и об эскизах Альбрехта Дюрера из львовских музеев.
Герман Геринг начал свои показания с краткой, удивительно краткой автобиографии. Он не без гордости информировал своих судей о том, что его отец был в своё время губернатором немецких колоний в Восточной Африке. К сожалению, он не добавил при этом, что его высокочтимый папаша поголовно уничтожил многотысячное туземное племя гереро. Причина— пассивное сопротивление колонизаторам. Методы его убийства были, наверное, источником вдохновения для Германии в его будущих делах. Всё племя, вместе с грудными детьми, было изгнано Герингом-отцом из своих жилищ в пустыню, где за несколько недель погибло от жажды и голода.
Один из свидетелей рассказывает о концлагере в Маутгаузене. Геринг слушает внимательно, но, как всегда в таких случаях, лицо его неподвижно и застыло в напряжённом ожидании. У вас создаётся впечатление, что перед вами не Герман Геринг, изобретатель и организатор маутгаузенов, а беспристрастный эксперт, которого лишь на несколько дней пригласили в суд.
«Комендант Маутгаузенского концлагеря обратил внимание на исключительно красивые зубы двух молодых евреев, привезённых сюда из Голландии. Несчастным вырезали желудки и по одной почке, потом впрыснули им в сердце бензин, головы отрубили, а после соответствующего препарирования этих голов комендант лагеря поставил их у себя на письменном столе».
Геринг слушает и глазом не моргнёт.
Почему именно семью Баллин и почему только её? Потому что семья Баллин во время мюнхенского путча спасла Герингу жизнь. За эту свою фатальную ошибку семья Баллипа двадцать лет спустя удостоилась награды: она стала единственной из миллионов еврейских семей, которой Геринг любезно разрешил жить. Разрешил этой семье жить для того, чтобы она сегодня его вторично спасла, на сей раз от виселицы. Так выглядит двойная бухгалтерия арийской морали, осуществлённая рукой примерного арийца.
Свидетель, статс-секретарь Пауль Кёрнер, одна из живых карикатур Гросса, ближайший клеврет и наушник «рейхе маршала», типичный гомункул из реторты Адольфа Гитлера, во время допроса назвал Геринга «человеком Возрождения». Что или, точнее говори, кого подразумевает Пауль Кёрнер иод словом «Возрождение», не трудно догадаться. Возрождение — это для него не Петрарка, не Леонардо да Винчи и не Микеланджело; это прежде всего и исключительно кровавый тиран Людовик Сфорца и безгранично распутный Цезарь Борджиа,
— В 1922 году я получил в СА наивысший командный пост, какой только можно было получить, — хвалится на процессе Герман Геринг. О том, почему именно он, Герман Геринг, получил этот «пост», говорит нам история первых лет нацистской партии: не было тогда почти ни одного «мокрого дела», следы которого не вели бы к кабинету Геринга.
Опыт создаёт мастера. Когда в голове Геббельса зародилась идея поджога рейхстага, он знал, что её лучше всего может выполнить Геринг. Сегодня «человек Возрождения» удивлённо пожимает плечами, когда ему напоминают об этой истории. Он как будто забыл даже фамилию главного участника поджога СА — фюрера Эрнста, который, предчувствуя смерть от руки Геринга, оставил нам письменное свидетельство, в котором описывает но только роль Геринга в поджоге, по и технические подробности этого предприятия. Эрнст? Живот Геринга трясётся от смеха. Да, хорошая идея была с этим Эрнстом! Под шумок 30 июля не трудно было перенести своего пособника в лоно Авраама. Иначе за этим проклятым пультом появился бы ещё один лишний свидетель и была бы ещё одна лишняя неприятность…
Ему читают показания генерала Гальдера.
«Как-то в небольшом кругу завязался разговор о рейхстаге. Геринг сказал тогда: «Единственный человек, который знает как следует рейхстаг, это я. Потому что я его поджёг».
В ответ Геринг легкомысленно машет рукой. Глупости, мол, обыкновенные сплетни. Да неужто рейхстаг стоил того, чтобы его поджигать? Другое дело, если бы речь шла, например, об оперном театре. И тут же этот бессменный глава нацистского рейхстага добавляет:
— Опера всегда была для меня чем-то более важным, чем рейхстаг…
Есть ситуации, когда даже на скамье подсудимых Геринг возвращается к роли первого шефа гестапо, несмотря на то, что в этом случае весь аппарат Геринга состоит лишь из одного человека: его адвоката. Да, как выясняется, для шантажа и этого аппарата достаточно. Не лучше ли всего продемонстрировал это случай со свидетелем Шахта, известным уже сегодня Гизевиусом, человеком 2 июня… и американской разведки и автором неприятной для Геринга книги о «третьем рейхе». Накануне выступления свидетеля к нему пришёл адвокат Штаммер и, не церемонясь, сказал: