Пампушка для злого босса

Рей Полина

– Как дела?
– спрашиваю чуть подрагивающим голосом, когда Казанский берёт направление в сторону Московского проспекта.

– Нормально. А у тебя?

– И у меня ничего.

Вот и весь наш разговор, такой незатейливый, который порождает только новые вопросы и недопонимание, и ничего больше. Я перевожу взгляд за окно, Казанский - сосредоточен на дороге. Мы молчим, и в этой тишине рождается новый сонм мыслей и вопросов. Чёрт бы побрал босса! Я уже совершенно не понимаю, чего от него ждать.

Ещё минут через сорок мы оказываемся

в обычном дворе Питера - абсолютно безликом и стандартном. Алексей паркует машину, пока я пытаюсь составить картину происходящего. Итак, кто-то, близкий Казанскому, живёт в этом доме, во дворе которого мы сейчас находимся. Кто это может быть - я не знаю, и пока узнать это мне не дано.

Просто выхожу из машины, когда Алексей распахивает для меня дверцу. Он кажется чужим, совсем другим, не тем, кого я знала последние несколько дней. А знала ли? Наверное, именно сейчас особенно остро понимаю - нет.

Нервничать начинаю сразу, едва оказываемся в полумраке подъезда. Здесь даже пахнет как-то по- особенному, будто бы в воздухе разливаются нотки адреналина. Он щедро выбрасывается в кровь, понуждая сердце стучать в каком-то бешеном темпе.

– Лёш...

– Что?

Казанский разворачивается, так и не нажав кнопку вызова лифта. На лице - тревога, смешанная с облегчением. Словно боится, что я пойду на попятный, но и хочет этого.

– Ты меня запугал.

Выдыхает рвано, и всё же жмёт на чёртову кнопку. Сверху с приглушённым звуком начинает спускаться кабина лифта.

– Вер, я ничего не могу сказать. Потому что... ты в общем, сама всё поймёшь.

И от этих слов мне ни черта не легче. Я на ватных ногах захожу в лифт, машинально замечаю, какой этаж выбирает Казанский. Седьмой. Хорошая цифра - мелькает в голове дурацкая мысль. А через полминуты мы уже стоим напротив безликой тёмной двери в квартиру.

Алексей так же без слов открывает её ключом, пропускает меня внутрь. Здесь пахнет чем-то металлическим, вся крохотная прихожая пропитана этим ароматом. Не могу понять, что за запах, но он порождает ещё больше тревоги.

– Лин, это я! И я не один, - кричит в сторону одной из комнат.

У меня замирает сердце. Стаскиваю обувь, иду следом за Казанским, не понимая ровным счётом ничего. Пока не оказываюсь в полумраке спальни. Здесь тяжёлый металлический запах становится почти невыносимым, к нему примешивается сладковатый, приторный. Почти удушающий.

Но совсем не он виной тому, что мне хочется схватить за горло, которое сдавливает спазмом. На постели лежит девушка. Даже не девушка, почти ребёнок. Лицо больше похоже на восковую маску, с которой на меня смотрят огромные глаза. Руки, лежащие по обеим сторонам от тела, - обтянутые кожей кости.

Я видела такое по телевизору, но не думала, что столкнусь с подобным в реальности. Ничего не понимая, замираю на пороге комнаты, словно в полусне глядя на то, как к постели девушки подходит Казанский, как они о чём-то разговаривают. Я не слышу, о

чём, просто смотрю, как шевелятся губы, складывая буквы в неслышные мне слова. Пока не понимаю, что Алексей обращается ко мне.

Вынуждаю себя подойти. Вынуждаю потому, что мне безумно страшно. И так хочется сбежать. Я в каком-то адском месте, где всё пропитано безысходностью, где чувствуется дыхание смерти. Знаю, что такие девчонки не выживают. Шанс на выздоровление - один из миллиона.

– Это Ангелина, Вера. Лина, это Вера. Мы работаем вместе.

– Привет, - только и могу я вымолвить, старательно пытаясь найти тому, что вижу, хоть какое-то объяснение. Кто эта девочка для Казанского? Почему я о ней ничего не знаю?

«А почему ты знать должна, Вера?
– тут же появляются мысли.
– Только потому, что вы несколько раз переспали?».

Я чувствую такое адское напряжение, что понимаю: мне его долго не выдержать. И Казанский это понимает тоже - кивает на дверь, давая понять, чтобы я подождала снаружи. И я бормочу какие-то извинения, глупые слова и ретируюсь. Только оказавшись вне стен комнаты, могу сделать полноценный вдох. Хочется вообще покинуть квартиру, но моё желание сбежать не настолько огромно, как потребность остаться рядом с Казанским.

Кто-то шумит в соседнем помещении, чем-то звенят. Металлом о металл. Но пойти и посмотреть нет никакого желания. Так и стою в прихожей с миллиардом самых разных мыслей в голове. Не знаю, сколько времени минует, когда Казанский наконец выходит из той самой спальни, кивает мне, заверяет, что он быстро. Идёт туда, где так и продолжают скрежетать чем-то железным, а я поспешно надеваю обувь, чтобы сразу же уйти, когда Алексей вернётся.

К приглушённым голосам, доносящимся до меня, я стараюсь не прислушиваться, хотя, они всё равно долетают, окончательно накладывая последние штрихи на то, что я и так поняла.

– Идём?
– спрашивает Казанский, смотря на меня с тревогой. Я стараюсь растянуть губы в натянутой улыбке, но не могу.

– Идём.

Становится дышать легче сразу, едва мы оказываемся за пределами квартиры. Даже запах лестничной клетки кажется мне не настолько удушающим, как воздух, который окружал меня в покинутом жилище.

– Ты ничего не хочешь спросить?
– осторожно уточняет Алексей, выйдя на улицу. К машине не спешит, очевидно, намекая, что без разговора и выяснения этой истории мы никуда не поедем.

– Хочу. Многое. Но не знаю, с чего начать.

– Тогда я начну. С начала. Ты же не будешь против?

– Я буду только за.

– Хорошо.

Он взъерошивает волосы рукой, начинает прохаживаться мимо меня туда-сюда, что выдаёт наивысшую точку волнения, в которой он находится.

– Лина моя дочь, - наконец выдыхает едва слышно, и я физически чувствую, как мои брови ползут вверх, на лоб, почти к кромке волос.

Я думала, что хоть немного его знаю? Ошибалась. Я не знаю Казанского вообще.