Память Древних
Шрифт:
— Я надеюсь, наша компания за столько времени приучила её плевать на сплетни, — обронил Берен и остановился у огня.
— Сплетни?
Берен хмыкнул, не оборачиваясь.
— Вам что же, еще не пересказали все позы, в которых она изменила вам со мной? И не припомнили, что до этого она была жутко развратна с каждым из нас? — он отпил из бокала и поставил ногу на каминную решетку.
Теперь сообразил и Айонас. Ему невольно сделалось горько и даже обидно за Стабальт. Родись она мужиком, была бы стоящим,
— Наездницу забыли, — буркнул он.
Берен хрюкнул прямо в эль, едва не поперхнувшись. Потом кое-как откашлялся, продолжая вперемешку смеяться и утирать рукавом рот.
«Что смешного?» — подмывало спросить Айонаса. Его тяжелое лицо казалось черным из-за хмурого выражения глаз. Он молчал и ждал, когда Берен скажет хоть что-нибудь сам.
— Сиятельная леди Стабальт выдающаяся наездница. Вы уже должны были убедиться, — протянул он с чуть уловимыми выведывающими интонациями и обернулся. Айонас не смотрел на него, и Берену захотелось прикрикнуть: «А ну-ка в глаза мне глянь!»
— Мы были с ней в дороге не так много времени, это было давно и почти все время лил дождь. Я особо не рассматривал, но в седле вроде сидит и впрямь хорошо, — отрекоммендовал Айонас так нейтрально, как мог.
Берен бы засмеялся, но сейчас отчего-то у него только нитью дрогнули губы.
— Вы прекрасно поняли меня, август. Я говорю не про лошадей.
Диенар вскинул голову, разворачиваясь к собеседнику. Их взгляды встретились, внося понимание. Айонас тоже выпил эля, утерся указательным пальцем.
— Я не был с ней.
— Отчего? — через паузу осведомился Берен.
«Это не твое дело — постель госпожи!» — едва не вырвалось у мужчины. Но ведь Альфстанна почему-то выбрала с самого начала в помощь для маневра именно его. Возможно, у них вполне приятельские отношения?
Вместо этого Айонас рассказал отчего — кратко, в одном предложении. Берен кивнул и залпом допил эль.
— Я, честно сказать, надеялся, вы избавите её от этой иллюзии.
— От какой? — не понял Айонас.
— О собственной девственности. Вы подошли бы, — он обернулся. — Вы ей нравитесь, но после этой кампании, чем бы она ни кончилась, будете бесполезны для госпожи. Не понимай Толгримм её симпатии к вам, он бы написал Ллейду или лорду Стабальту о тяжелом положении августы в столице. Но Толгримм выбрал вас. Это был ваш шанс. Я имею в виду, вас обоих.
Айонас что-то заподозрил, но совсем смутно. Пахло так, будто он вроде как должен был чего-то этим двум: Берену с Толгриммом. Что за чушь! Ему нужна была внятность.
— Ты по-божески объяснить можешь?
— Мне кажется, она не была с мужчинами. Не похоже. Но девственность миледи осталась в седле, когда ей было одиннадцать.
— А тебе-то откуда знать?! Особенно,
— Лекарь Стабальтов заявил, что леди получила удар и утратила баланс в седле. Упала с лошади, потеряла сознание. Ну, все как бывает обычно в таких случаях. Я сам относил её тогда, так что за кровь могу сказать точно.
Айонас постарался сложить в голове одно к другому.
— С тех пор прошла куча лет! Хочешь сказать, ей так и не сказали?!
— А смысл? Взрослеющую девчонку, если она знает, что уже не невинна, никакими цепями не удержишь от того, чтобы виснуть на каждом мечнике с гладкой рожей и большими мышцами. Да и потенциальным женихам лучше не знать. Одним словом, родители скрыли, а потом леди повзрослела, и вроде уже сама должна была распоряжаться жизнью, без чужих одобрений. Да все не сподобится.
Айонас смотрел на Берена, раскрыв рот: леди не сподобится, а эти двое, Толгримм и Берен, взялись ей помочь, так что ли? Последний, между тем, вернулся к столу, чтобы заново наполнить бокал. Эля в одном из кувшинов хватило только на половину кубка, и Берен демонстративно потряс им в перевернутом состоянии, подчеркивая: мол, глянь, кончилось!
— Как Батиар вообще позволил ей снова лезть в седло, если её уже скидывали? — спросил Айонас. — И на черта вообще позволил ездить в таком возрасте без сопровождения?
— А кто вам сказал, что это был Батиар? В то время у леди было еще два старших брата. Они помогли ей вернуться в строй, а потом…
Айонас ухватился за эту недосказанность с одержимостью дознавателя:
— Что потом?
— Потом она встала в седле. В тринадцать лет, — произнес мужчина с таким видом, будто это объясняло все. Айонас, белея, откинулся на спинку кресла: да, объясняло. И упертость, и упорство, и страсть к верховой езде, и то, почему она разбиралась в охоте — ведь угодья Стабальтов сплошь лесистые холмы! Рай для охотника!
— Вы многих таких знаете, а? — Берен внезапно перевел взгляд на собеседника. — Большинство из нас великолепно держатся верхом, но сколькие в самом деле способны сделать… как бы сказать… трюк? Встать в седле! Не в стременах, нет! В седле! Вот так! — Берен раскинул руки рваным жестом. Немного эля выплескалось ему на пальцы и ладонь.
Айонас не знал. Разговор о добродетелях Альфстанны не вел напрямую к тому, о чем Диенар собирался поговорить с самого начала. Однако, кое-что в словах Берена зацепило кошачьим когтем. Айонас позволил себе удовлетворить зудящую царапину любопытства.