Память льда
Шрифт:
Труп со скрипом наклонился вперед. Глаза его вспыхнули ярче.
— Вот как? Значит, ты — сын далекой и величественной империи? Но ты пришел сюда с юга, а армия твоих соплеменников движется с запада, из Крепи. Никак ты отбился от своих и заблудился?
— Провидец, я ничего не знаю о той армии, — ответил юноша. — Теперь я — тенескарий, и этим все сказано.
— Смелые слова. И как же тебя зовут?
— Ток-младший.
— Хорошо, к малазанцам мы потом еще вернемся. А пока скажу тебе вот что: до недавнего времени с юга не исходило никакой
— У меня нет друзей.
— А как же твои соратники-тенескарии? Или Анастер — славный перворожденный, кому суждено встать во главе армии детей мертвого семени? Он ведь… выделил тебя среди прочих. А что ты скажешь обо мне? Разве я не твой господин и повелитель? Разве я не оказал тебе милость, позвав сюда?
— Я не знаю, кто из вас двоих позвал меня сюда, — вырвалось у Тока.
Призрак и труп одновременно вздрогнули. Перед юношей бешено замелькали размытые картины, вызвав резь в глазу.
«Их двое, и живой прячется за мертвого».
Призрак набирал силу, пока совсем не заслонил собой труп. Тот распадался; руки и ноги отчаянно дергались. Но вскоре ярость призрака уменьшилась, и он опять спрятался за мертвеца.
— Да у тебя не только волчий глаз, но еще и отменное чутье! Ты сумел разглядеть то, чего пока не увидел никто другой. Сколько магов и чародеев пытались заглянуть в меня, призывая на помощь все свое колдовское искусство. И все они обманывались. Еще никто не проникал за эту завесу. А ты…
— Я вижу то, что вижу, — ответил Ток.
— И которым же глазом? Тем, который есть? Или же тем, которого у тебя более нет?
Юноша пожал плечами: ответа он и сам не знал.
— Кажется, мы говорили о друзьях, Ток-младший. В моих священных объятиях никто не чувствует себя одиноким. Стало быть, Анастер обманулся насчет тебя.
— Провидец, я не говорил, что чувствую себя одиноким. Я лишь сказал, что у меня нет друзей. Находясь среди тенескариев, я постоянно ощущаю твою священную волю, изливающуюся на меня. Но женщина, идущая рядом… или уставший ребенок, которого я взял на руки… или кто-то еще… если они умрут, то станут моей пищей. Где же здесь место для дружбы? Каждый из нас является для другого всего лишь возможным источником пропитания.
— Однако до сих пор ты отказывался есть подобных себе.
Ток промолчал.
Паннионский Провидец вновь подался вперед:
— Ты и сейчас откажешься от угощения? Это необходимо любому человеку, чтобы выжить.
«И тогда безумие окутает меня, словно мягкий и теплый плащ».
— Если только человек этот вообще хочет жить дальше…
— А разве жизнь не имеет для тебя смысла, Ток-младший?
— Не знаю.
— Давай проверим.
Морщинистая рука поднялась. Пространство перед Током заполнилось волнами магической силы. Малазанец увидел столик, уставленный подносами с горячим мясом.
— Вот твоя пища, —
С тихим стоном малазанец опустился перед столиком на колени. Его руки сами потянулись к пище. Едва начав жевать, он ощутил, как заныли расшатанные зубы. К сочному мясу прибавился привкус его собственной крови. Ток разжевал и проглотил пару кусков. Желудок сжался, отказываясь принимать даже такую малость. Усилием воли юноша заставил себя остановиться.
Паннионский Провидец встал с кресла и на негнущихся ногах подошел к окну.
— Я убедился, что смертные армии бессильны против угрозы, надвигающейся с юга, — сказал труп. — Я приказал своим солдатам отступить. Врагов я уничтожу своими руками. — Он повернулся к гостю. — Говорят, что волки отказываются есть человеческое мясо, если у них есть выбор. Я умею быть милосердным, Ток-младший. Можешь есть смело, это оленина.
«Сам знаю, старый ублюдок! Похоже, у меня теперь не только волчий глаз, но и волчье чутье».
Ток потянулся за новым куском.
— Сейчас мне уже все равно.
— Отрадно слышать. Чувствуешь, как к тебе возвращается сила? Я взял на себя смелость исцелить тебя, но делаю это медленно, дабы не повредить дух. Ты нравишься мне, Ток-младший. Немногие знают, каким добрым умею я быть. Вряд ли сыщется повелитель милосерднее и заботливее, чем я.
Паннионский Провидец опять повернулся к окну.
Ток продолжал есть. Его тело наполнялось забытой силой. Он жевал, внимательно глядя на двигающийся труп старика.
«Какая странная магия. Она пахнет ледяным ветром. Это память о древнем, очень древнем мире. Только вот чей это мир?»
Стол, мясо, Провидец — все куда-то пропало… Ток видел мир глазами Баалджаг. Волчица неспешно бежала. Потом она повернула голову. Сзади шла госпожа Зависть, а чуть поодаль — Гарат. Громадный пес был весь изранен. Раны кровоточили и сейчас, роняя на землю темные, тягучие капли. Слева от Гарата шагал Тлен. К прежним шрамам добавилась целая паутина новых. Из высохшего тела торчали обломки костей и оборванные жилы. Уму непостижимо, как т’лан имасс еще держался на ногах и даже был способен идти.
Сегулехов Ток не видел, но ощущал их присутствие. Волчица, как и он сам, находилась во власти воспоминаний, пробужденных ледяным северным ветром. Каким-то образом они были связаны с Тленом.
Т’лан имасс замедлил шаг, а потом и вовсе остановился. Спутники последовали его примеру.
— Откуда эта магия? — спросила у него госпожа Зависть.
— Ты знаешь не хуже меня, — хрипло ответил ей т’лан имасс, продолжая принюхиваться. — Это не Паннионский Провидец, а кто-то стоящий за ним.