Память пепла
Шрифт:
— Живопись это прекрасно, Мирослав Петрович, прекрасно! И воздух у нас свежий, все-таки сорок километров от города. А сестра ваша, Мирослав Петрович…Ну что могу сказать. Конечно, окончательные выводы делать пока рано, но…
— Станислав Адамович…Не томите. Я человек военный. Докладывайте. Четко и ясно.
Солнце светило в то утро отчаянно, радостно, будто издевалось, честное слово. Что-то было в том, как падали солнечные лучи на белый халат, как от листьев на нем играли тени. Что-то тоскливое. Как волчий вой лунной ночью. «Человек-волк» всплыло в памяти. Кажется
— Ну что ж… Как я и сказал, окончательные выводы делать пока рано, но явное диссациативное расстройство вкупе со сверхценными идеями на лицо. Вашей родственнице сейчас необходимы покой, регулярный режим сна и питания, свежий воздух. Как видите, все это у нас есть. Однако поддержка близких необходима не меньше. Зара спрашивала о племяннице. Может быть, навестите ее вместе с дочерью?
— Девочка приходит в себя после смерти матери — ей такие потрясения не нужны. В следующий раз, Станислав Адамович. Спасибо вам!
Они попрощались.
Миро шел по парку, мимо бледных, виновато улыбающихся больных, прячущих подрагивающие пальцы в рукава клетчатых пижам. Он старался не смотреть им в глаза. Ему казалось, что все они шепчут про себя:
— Как же так? За что ты ее? Ты же знаешь, что другие миры существую! Ты знаешь, Миро…Ты знаешь! Нам повезло меньше, наши родственники действительно не знают. Они считают нас больными. Сумасшедшими! Но ты, Миро? Ты …За что?
Полковнику хотелось закрыть голову руками, закричать, ему вдруг стало невыносимо жарко, сердце пустилось вскачь, он выбежал за территорию больницы и, тяжело дыша, опустился на скамейку.
Рузи умерла. Ее тело было передано имперцами с личными соболезнованиями императора. Что ему их соболезнования? Пусть…
И тогда он решил, что дочь он не отдаст. Никому. Никакой магии, Империи, чкори…Хватит! Таисия будет нормальным ребенком!
Сейчас она обычная девочка, которая любит мягкие игрушки, как все дети. Вон какого кота купили на прошлой неделе — серого, мохнатого, с пятнышками на макушке. Потом гуляли в парке, катались на карусели. И вот зачем она пришла? Сестра его? Будто из сизого дыма возникла…С трубкой, пахнущей малиной, в цветастых юбках…Цирк! Зашептала про то, что это не просто кот, это дух-хранитель древней магии, и что когда Тая вырастет…Тьфу!
Она вырастет, и будет ходить на дискотеки! Парней он если что приструнит, не зря же в органах работает. А сейчас, пока не выросла, он должен защитить ее от Зары! Любым способом…
Воспоминание вспыхнуло, будто падающая звезда, и тут же исчезло. Ночь. Звезды. Барс с синими глазами. Миро присмотрелся внимательнее. Ему кажется, или силуэт зверя почти растворился в лунном свете? Как будто он…исчезает. Прощай, галлюцинация. Даже жаль с тобой расставаться. Синие глаза вспыхнули на прощание…
— Прощай, Скользящий…Ты не принял меня, — метелью взвыло в голове
— Старый болван… Ты же убиваешь его!
— Зара?
Запах малины, стайка синеватых колечек танцует вокруг головы. Зара… Пижама, плед с бахромой, накинутый на плечи. Она как будто стала ниже ростом. Морщин прибавилось…Он, наверное, тоже не помолодел за эти годы, но ведь это же лишь игра его воображения. Или…нет?
— Прими его, Миро. Неужели ты не чувствуешь? Этот зверь — твоя душа.
Да… Плохо дело, Мирослав Петрович, совсем плохо! Справится ли Станислав Адамович, вот вопрос. Хотя…На то он и психиатр, чтобы с его видениями разбираться, а он того…Устал немножко. Поэтому сам бороться со своими видениями не может. Сил у него нет… Так что…
— А ну иди сюда! Иди, иди, не бойся! Иди сюда зверь, иди ко мне! Ишь какой, а? Красавец!
Чем дольше он говорил, тем отчетливей видел барса, и тем больше понимал, что ни за какие сокровища на свете не расстанется с ним! Зара права. Он — его душа.
Рояль имперцев сильно отличался от инструмента, к которому он привык в графстве, но если немного привыкнуть и избавиться от песка…
Рэм любил играть. Любил побыть с инструментом наедине. В этом плане он полностью разделял страсть императора Тигверда. А посему император лично шепнул герцогу Реймскому, что рояль в полном его распоряжении.
С песком проблем не возникло. Он исчез, а на его месте появилась золотая копия Флоризеля.
Анук-чи лег на крышку рояля, опустив морду на лапы. Но не успел юный маг коснуться прохладных клавиш, щенок подпрыгнул, и стал носиться по зале, пытаясь поймать ворвавшуюся в зал сквозь марево портала огромную птицу из золотого песка.
«Какой красивый песок Анук-чи…Золотой! Совсем не такой, как тот, из Ваду. Тот больше похож на пепел», — мелькнула у мальчика мысль, и он понесся за щенком, лающим на галстука по полутемным коридорам дворца к покоям герцогини Реймской..
— Матушка, — Рэм поцеловал протянутую руку.
— Геральд…Этого… Лукьяненко нет уже сутки! Я не могу пробиться. Ты не только чкори, мальчик мой… Ты маг земли. Империя дала тебе много. Что есть, то есть… Помоги мне!
— Я?
Герцогиня смотрела на сына так долго, будто не видела целую вечность.
— Подойди…
Сын подошел, и женщина вдруг обняла его. Крепко. Взъерошила волосы, взяла его лицо в свои ладони, развернула к себе…
— Знаешь, этот человек…Лукьяненко. У него пропала дочь. А он так и не прочитал ее стихи… Ты пишешь стихи, Геральд?
— Не… ннет…
— А если бы писал, ты бы показал мне их?
— Мам… — Рэм осторожно, будто боялся что-то спугнуть, скопировал интонацию Пауля и обнял мать так, как это обычно делал его названый брат.
Герцогиня гладила сына по голове, изо всех сил стараясь, чтобы он не понял, что она плачет. Рэм пытался поднять голову, чтобы увидеть ее лицо, но правительница герцогства Реймского держала крепко. Она будет учиться у женщины, что спасла ее ребенка. Она не повторит ошибок Скользящего, исчезнувшего неизвестно где. Но…Но слез ее сын не увидит!