Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
— Бинабик, — спросил он, наклонясь вперед. — Это что?..
— Мост это, да, — весело ответил тролль. — Ворота Журавлей, как следует предположить.
Река подносила их все ближе и ближе, и они вытащили весла из воды, чтобы замедлить ход. Мост изящной аркой поднимался из густых прибрежных зарослей и уходил в зелень деревьев на другой стороне. Вырезанный из бледного, полупрозрачного зеленого камня, он казался хрупким, как будто был создан из замерзшей морской пены. Некогда он весь был покрыт затейливой резьбой, но теперь большую часть его поверхности покрывал мох и сплетенный плющ. Все, что осталось, было почти полностью сглажено ветром и дождем. Путники
Через секунду они уже переплыли слабую тень моста и оказались как будто в другом мире, лес внезапно дохнул на них глубокой древностью, словно они только что через открытую дверь проникли в прошлое.
— Давным-давно речные дороги проглотил Альдхорт, — тихо сказал Бинабик, когда они обернулись, чтобы посмотреть на исчезающий вдали мост. — Имеет возможность, что и остальные изготовления ситхи потускнеют с прохождением времени.
— Не представляю, как можно было ходить по этому мосту — сказала Мария. — Он выглядит таким… хрупким.
— Более хрупким, чем был давно, это так, — согласился Бинабик, бросив назад тоскующий взгляд. — Но ситхи никогда не строивают… никогда не строивали… только для красоты. В произведенном ими есть много силы. Разве самая высокая башня Светлого Арда, творенная их руками, не стоит в Хейхолте и до сих пор?
Мария задумчиво кивнула. Саймон взбаламучивал пальцами холодную воду.
Они прошли еще одиннадцать мостов, или ворот, как называл их Бинабик, поскольку они в течение тысячелетий отмечали путь реки в Да'ай Чикиза. Все ворота носили имена животных и соотносились с фазами луны. Одних за другими они миновали Лис, Петухов, Зайцев и Голубей, все разные, выточенные из перламутрового лунного камня или лазурита, но в каждом из них видна была работа все тех же гордых, полных благоговения рук.
К полудню они добрались до Ворот Соловьев. Пройдя этот мост, на гордой резьбе которого до сих пор виднелись блестки золота, река сделала еще один поворот к западу, по направлению к невидимым восточным краям Вальдхельмских гор. Здесь не было порогов, течение неслось быстро и ровно. Саймон открыл рот, чтобы задать Марии какой-то вопрос, но тут Бинабик поднял руку.
Как только они повернули, это возникло перед ними: лес невероятно стройных грациозных башен, достойный соперник окружавшего их леса из деревьев. Город ситхи, с обеих сторон примыкавший к реке, будто бы рос из самой земли. Он казался сном леса, воплощенным в хрупком камне. Это была необъятная чаща воздушных переходов, подобных паутинным мостам, филигранных верхушек башен и минаретов, уходящих ввысь, к вершинам деревьев, словно ледяные цветы, рвущиеся к солнцу. Это было прекраснее всего, что когда-либо видел Саймон. Они подплыли ближе, река извивалась теперь среди стройных колонн, и стало заметно, что лес по-своему использует Да'ай Чикиза. Изразцовые башни, окутанные сетью трещин, были теперь оплетены плющом, двери из дерева и других недолговечных материалов истлели, и каменные очертания казались сохранившимися скелетами морских чудовищ, чья плоть давным-давно мертва. Лес вторгся сюда, цепляясь за хрупкие стены и обвивая тонкие, как шепот, шпили равнодушной листвой.
Но каким-то образом от этого Да'ай Чикиза стал еще красивее, как будто лес, неутомимый и неосуществленный, из недр своих вырастил этот город.
Тихий голос Бинабика нарушил молчание, торжественный, как само мгновение, в которое он прозвучал; эхо, едва отозвавшись, исчезло без следа.
— Дерево
Саймон молча направил их маленькое судно к каменным ступеням, завершавшимся ровной площадкой у самой реки. Они выбрались из лодки, привязав ее к корню, торчавшему из трещины в белом камне. Взобравшись наверх, они остановились, молча глядя на увитые диким виноградом стены и заросшие мхом коридоры. Сам воздух древнего города, казалось, чуть дрожит, как настроенная, но не потревоженная струна. Даже Кантака, видимо, чувствовала это; опустив хвост, она нюхала воздух. Потом она насторожила уши и заскулила.
Едва уловимый свист, полоска тени пронеслась мимо лица Саймона и с сухим треском ударилась в один из тонких переходов. Блестящие осколки зеленого камня разлетелись во все стороны. Саймон мгновенно обернулся.
Менее чем в ста метрах от них, на той стороне реки, стоял человек, одетый в черное. В руках у него был большой лук. Дюжина других, в черно-голубых накидках, взбиралась по тропинке, торопясь нагнать его. Один из них нес факел.
Человек поднес руку ко рту, под черным капюшоном мелькнула светлая борода.
— Вам некуда деться! — голос Ингена Джеггера был почти заглушен шумом реки. — Сдавайтесь, именем короля!
— Лодка! — крикнул Бинабик, но не успели они сделать и шага к ступеням, Инген достал из складок одежды какой-то тонкий предмет и протянул его державшему факел, одновременно натягивая тетиву. Когда путники достигли нижней ступеньки, огненный шар перелетел через реку и взорвался на борту лодки.
Дрожавшая стрела мгновенно подожгла суденышко. Бинабик только успел схватить один из мешков и под напором огня был вынужден отступить. Скрытые на миг от преследователей языками ревущего пламени, Саймон и Мария бросились вверх по ступенькам, Бинабик устремился за ними. Наверху металась Кантака с недовольным хриплым лаем.
— Теперь побегите! — рявкнул Бинабик. На том берегу реки еще два лучника встали рядом с Ингеном. Бросившись под прикрытие ближайшей башни, Саймон услышал гудение новой страшной стрелы и увидел, как она ударилась в каменную плиту в двадцати локтях от него. Еще две попали в стену далекой башни. Сзади раздался крик боли и испуганный оклик Марии:
— Саймон!
Он повернулся и увидел Бинабика, бесформенной грудой оседавшего у ног девушки. Где-то выл волк.
Глава 14. ЛЕДЯНЫЕ БАРАБАНЫ
Утреннее солнце двадцать четвертого дня месяца майа озарило Эрнисадарк, превратив золотой диск самой высокой из башен Тайга в кольцо ослепительного пламени. Небо было чистым и синим, как эмалевая тарелка, как будто Небесный Бриниох выгнал тучи своим ореховым посохом, предоставив им сердито толпиться вокруг пиков туманного Грианспога.
Внезапное возвращение весны должно было смягчить тревогу сердца Мегвин. По всему Эрнистиру не вовремя пришедшие дожди и жестокие морозы повергали в уныние и оцепенение земли и людей ее отца Ллута. Цветы замерзли, даже не появившись из земли. В садах осыпались маленькие кислые яблоки, им не суждено было созреть.