Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
— О Кадрах, ты, с твоими окровавленными руками? Ерунда! — Она окунула весла в воду, но первый гребок оказался не слишком удачным. — Нет, не показывай мне, — сказала она быстро. — Я научилась грести давно, еще когда была маленькая, просто я давно этого не делала. — Она нахмурилась, сосредоточенно вспоминая. — Мы учились в маленькой заводи на Гленивенте. Мой отец обычно брал меня с собой.
Воспоминания об Элиасе, сидевшем перед ней и смеявшемся, когда одно из весел уплыло вниз по течению, пронзило ее. В этом отрывочном воспоминании ее отец казался едва ли старше, чем она сама была сейчас, — может
Расстроенная, Мириамель пыталась выбросить из головы это воспоминание и сосредоточиться на древнем ритме работающих весел.
— Хорошо, моя леди, у вас прекрасно получается. — Кадрах откинулся назад, его забинтованные руки и круглое лицо в быстро тускнеющем свете казались бледными, как шляпка ядовитого гриба. — Итак, мы знаем, где мы, — плюс-минус несколько миллионов ведер морской воды. Что же до того, куда мы двигаемся… Ну, что сказать вам, принцесса? В конце концов, это вы спасли меня.
Она внезапно почувствовала, что весла в ее руках стали тяжелыми, словно камни. Туман бессмысленности всего происходящего накатился на нее.
— Не знаю, — прошептала она. — Мне некуда идти.
Кадрах кивнул, как будто ждал такого ответа:
— Тогда позвольте мне отрезать вам кусок хлеба и небольшой ломтик сыра, леди, и я расскажу вам, что я думаю по этому поводу.
Мириамель не хотела прекращать грести, поэтому монах любезно подносил кусок к ее рту между гребками. Его комический вид, когда он отшатнулся при очередном взмахе весел, заставил ее рассмеяться, и сухая корочка застряла у нее в горле. Кадрах постучал ей по спине и дал глоток воды.
— Довольно, леди. Вам придется остановиться и поесть нормально. Это было бы насмешкой над милостью Божьей — убежать от килп и сотен других опасностей и умереть, подавившись куском хлеба. — Он критически наблюдал, как она ела. — Вы ко всему еще и худая. Девушка в вашем возрасте должна быть упитанной. Что вы ели на этом проклятом корабле?
— То, что мне приносила Ган Итаи. Последнюю неделю я не могла сидеть за одним столом с этим… человеком. — Она отогнала очередную волну отчаяния и, вместо того чтобы расплакаться, негодующе помахала горбушкой хлеба. — Но посмотри на себя! Ты скелет — хорошенький собеседник! — Она втолкнула кусок сыра, который он дал ей, обратно ему в руку. — Съешь это!
— Хотел бы я иметь кувшинчик вина! — Кадрах запил кусок маленьким глотком воды. — Во имя золотых волос Эйдона! Несколько глоточков пирруинского красного сделали бы чудеса!
— Но у тебя его нет, — раздраженно ответила Мириамель, — и не будет в течение… в течение долгого времени. Так что лучше придумай что-нибудь другое. И скажи мне,
Некоторое время плеск весел был единственным звуком, кроме ровного рокота моря.
— Есть место, — сказал Кадрах. — Это трактир… гостиница, я думаю. В Кванитупуле.
— Город на болоте? — подозрительно спросила Мириамель. — С какой стати нам идти туда? А если уж идти, то какая разница, в каком трактире остановиться? Там что, такое уж хорошее вино?
Монах принял вид оскорбленного достоинства:
— Моя леди, вы ошибаетесь во мне. — Лицо его посерьезнело. — Нет, я предлагаю это, потому что там можно найти убежище в эти опасные времена и потому что вас собирался послать туда Диниван.
— Диниван! — Это имя поразило ее. Она вдруг осознала, что уже несколько дней не вспоминала о священнике, забыв о его доброте и ужасной смерти от рук Прейратса. — Откуда, во имя Господа, ты знаешь, чего хотел Диниван, и какое это может сейчас иметь значение?
— Откуда я знаю, чего хотел Диниван, достаточно легко объяснить. Я подслушивал у замочных скважин — и в других местах. Я слышал, как он разговаривал с Ликтором и рассказывал о своих планах относительно вас, хотя и не информировал Ликтора обо всех деталях этих планов.
— Ты делал такие вещи?! — Возмущение Мириамели быстро погасло при воспоминании о том, что она делала то же самое. — Ну ничего, я не удивлена. Но ты должен исправиться, Кадрах. Такое подглядывание ничуть не лучше пьянства и вранья.
— Я не думаю, что вы много знаете о вине, моя леди, так что не могу считать вас большим специалистом в этой области. Что до других моих изъянов — что ж, необходимость требует, а корысть следует за ней, как говорят в Абенгейте. Эти изъяны могут стать спасением для нас, по крайней мере сейчас.
— Так почему же Диниван собирался отправить меня в этот трактир? — спросила она. — Почему не оставить меня в Санкеллане Эйдонитисе, где я была бы в безопасности?
— В такой же безопасности, в какой были Диниван и Ликтор, моя леди. — Несмотря на резкость, в его голосе была настоящая боль. — Вы знаете, что случилось там, хотя, благодарение Богу, вашим несчастным юным глазам не пришлось увидеть это. Хотя Диниван потерпел поражение, но он был хороший человек и ни в коем случае не дурак. Слишком много людей ходило по Санкеллану, слишком много болтливых языков и внимательных ушей. Я клянусь, что Мать Церковь, как они ее называют, — самая гнусная старая сплетница в истории всего мира.
— Так что, он собирался послать меня в какой-то трактир на болотах?
— Я думаю, так, — даже с Ликтором он говорил, не называя имен. Но я уверен, что понял правильно, — это место, о котором все мы знали. Доктор Моргенс когда-то помог владельцу трактира купить его. Это место связано с секретами, которые разделяли Диниван, Моргенс и я.
Мириамель внезапно перестала грести, облокотилась на весла и уставилась на Кадраха. Он спокойно выдержал ее взгляд, как будто не сказал ничего необычного.