Память, Скорбь и Тёрн
Шрифт:
И внезапно, когда последнее прикосновение ускользнуло, он узнал ее.
— Лилит! — закричал он. — Не оставляй меня!
Ощущение улыбки Лилит, свободной и улетающей, коснулось его и исчезло. Ничто не пришло на смену этому ощущению.
Саймон висел в пустоте, растерянный и сбитый с толку. Он попытался двигаться, как двигался раньше вместе с Лилит, но ничего не получилось. Он был потерян, более потерян, чем когда бы то ни было. Он был клочком ткани, который
— Помогите мне! — закричал он. Ничего не изменилось.
— Помогите мне, — пробормотал он, — кто-нибудь!
Ничто не изменилось. Ничто никогда не изменится.
3
УНИЧТОЖЕННАЯ РОЗА
Корабль снова нырнул. Когда балки каюты заскрипели, пустая чашка выпала из руки Изгримнура и стукнулась об пол.
— Эйдон, сохрани нас! Это ужасно!
Джошуа слабо улыбнулся:
— Да уж. Только сумасшедший мог выйти в море в такой шторм.
— Не шути, — встревоженно зарычал Изгримнур. — Не надо шутить с кораблями и бурями.
— А я и не шутил. — Принц схватился за свое кресло, когда каюта снова накренилась. — Разве мы не сумасшедшие, раз так боимся звезды в небе, что очертя голову несемся в бой?
Герцог покрылся красными пятнами.
— Мы уже здесь. Видит Бог, я этого не хотел, но мы здесь.
— Здесь, — согласился Джошуа. — И будем благодарить Бога, что Воршева, дети и твоя Гутрун в безопасности в Наббане.
— В безопасности, пока туда не добрались ганты. — Изгримнур вздрогнул, вспомнив отвратительное гнездо. — В безопасности, если только килпы не решат вылезти на землю.
— Ну так кто из нас больше беспокоится? — мягко спросил Джошуа. — Вареллан, как мы знаем, способный молодой человек, большая часть легионов Зимородка осталась с ним, и наши леди в гораздо большей безопасности, чем мы.
Корабль содрогнулся и нырнул носом. Изгримнур почувствовал, что должен говорить, делать все, что угодно, только бы не слышать того, что казалось ему треском разваливающихся балок.
— Я кое-что подумал. Если ниски какие-то там родственники бессмертных, как сказала Мириамель, какого черта мы должны доверять им? Почему, собственно, мы так уверены, что они предпочтут наших эльфов этим дьяволам норнам?
Как бы в ответ на эти слова, песня ниски, чуждая и могущественная, снова возвысилась над воем ветра.
— Но это так, — громко сказал Джошуа. — Одна из морских наблюдательниц отдала свою жизнь, чтобы Мириамель могла бежать. Какие еще доказательства тебе нужны?
— Они не удерживают килп так далеко, как мне бы хотелось. — Он сотворил знак древа. — Джошуа, на нас нападали уже трижды!
— И не сомневаюсь, что напали бы еще множество раз, если бы не Нин Рейсу и ее брат и сестра. Ты был на палубе. Ты видел, что море кишит этими проклятыми тварями. Оно задыхается от них.
Изгримнур мрачно кивнул. Он, конечно, видел килп, и даже слишком много, снующих вокруг
Несмотря на боль в ребрах, герцог сам убил двух ухающих тварей и потом провел немало времени, смывая маслянистую, дурно пахнущую кровь с рук и лица.
— Знаю, — сказал он наконец. — Как будто их послали наши враги, чтобы удерживать нас.
— Может быть, так оно и есть. — Джошуа налил немного вина себе в чашку. — Мне кажется странным, что килпы поднялись на поверхность и ганты расползаются из болот одновременно. У нашего врага длинные руки, Изгримнур.
— Маленький Тиамак верит, что это происходило в гнезде гантов, когда мы нашли его. Что Пик Бурь каким-то образом использовал его и других враннов, чтобы говорить с этими жуками. — От воспоминания об односельчанах Тиамака, использованных гантами, как свечи, а потом выброшенных, и о сотнях наббанайских моряков, которых килпы утащили в глубины, у Изгримнура сжимались кулаки и хотелось кого-нибудь ударить. — Что же это за демон, который делает такие вещи, Джошуа? Что же это за враг, которого мы не видим и не можем ударить?
— Величайший враг. — Принц пригубил вино, качнувшись, когда корабль снова нырнул. — Враг, которого мы должны разбить любой ценой.
Дверь каюты распахнулась. С трудом удерживаясь на ногах, Камарис вошел, царапая дверь ножнами. С плаща старого рыцаря текла вода.
— Что сказала Нин Рейсу? — спросил Джошуа, наливая ему вина. — Продержится ли «Жемчужина Эметтина» еще одну ночь?
Старик осушил чашку и рассматривал осадок.
— Камарис! — Джошуа двинулся к нему. — Что сказала Нин Рейсу?!
Через мгновение рыцарь поднял глаза:
— Я не могу спать.
Принц обменялся расстроенными взглядами с Изгримнуром.
— Не понимаю.
— Я был наверху, на палубе.
Изгримнур подумал, что в этом не приходится сомневаться, глядя на лужи воды на полу каюты: старый рыцарь казался еще более рассеянным, чем обычно.
— Что случилось, Камарис?
— Я не могу спать. Меч в моих снах. — Он судорожно сжимал рукоять Тёрна. — Я слышу, как он… поет мне. — Камарис вытянул из ножен часть чистой темноты. — Я носил его многие годы. — Он с трудом находил слова. — Я… чувствовал это иногда, особенно в бою, но никогда так. Я думаю… я думаю, он живой.
Джошуа недоверчиво посмотрел на клинок:
— Может быть, тебе лучше не носить его, Камарис? Ты все равно будешь вынужден снять его достаточно скоро. Положи меч куда-нибудь в безопасное место.
— Нет, — старик покачал головой, голос его был тяжелым. — Нет, я не смею. Есть вещи, которым надо научиться. Мы не знаем, как обратить Великие Мечи против нашего врага. Как ты сказал, это время быстро приближается. Может быть, я смогу понять его песню. Может быть…
Принц поднял руку, как бы собираясь спорить с ним, потом опустил ее.