Память
Шрифт:
Техник выбрил небольшой прямоугольник на голове Иллиана – в чем почти не было необходимости из-за его поредевших волос. Майлз считал, что должен был бы уже привыкнуть ко всякого рода кровавым зрелищам, но его желудок сжался в комок, когда хирург умело прорезал скальп и черепную кость, отогнув лоскут в сторону, чтобы получить доступ к мозгу. Разрез был действительно крошечным, просто щелочкой. Затем к этому месту подступили управляемые компьютером микроманипуляторы, из-за которых не стало видно разреза, и хирург склонился над микроскопами, нависшими над головой Иллиана. Майлз
Остальное заняло едва четверть часа. Хирург лазером прижег мельчайшие артериолы, питающие чип кровью и обеспечивающие жизнедеятельность его ныне распавшейся органической части, и стремительно прорезал себе путь сквозь похожую на реснички массу нейросоединений – тоньше паутины, – покрывавшую всю поверхность чипа. Самый чувствительный хирургический тяговый луч бережно поднял чип из матрицы. Хирург опустил чип в лоток с раствором, который ему протянул маячивший рядом озабоченный доктор Авакли. Авакли со своими техниками устремился к двери, спеша доставить умерший чип в лабораторию. Сам Авакли, притормозив, оглянулся на Майлза, будто от того ждали, что он последует за ними.
– Вы идете, милорд? – спросил Авакли.
– Нет. Увидимся позже. Продолжайте, адмирал.
Майлз вряд ли сумел бы разобраться, что именно он видит на мониторах, но по крайней мере мог следить за лицом доктора Руибаля, наравне с хирургом отслеживающего физическое состояние Иллиана; Руибаль был внимателен, но не напряжен. Значит, пока никакой опасности нет.
Хирург приладил осколок черепа на место с помощью био-клея, закрыл лоскутом разрез и обработал его. На бледной коже головы виднелась лишь аккуратная, тоненькая красная черточка – кошка Царапка и то оставляет куда более жуткого вида кровоточащие отметины.
Хирург выпрямился и потянулся. – Вот и все. Теперь он полностью ваш, доктор Руибаль.
– Это было… проще, чем я ожидал, – прокомментировал Майлз.
– На несколько порядков проще, чем, должно быть, оказалось вживление, – согласился хирург. – Я пережил несколько ужасных минут, когда впервые взглянул на схему этой штуки и подумал, что мне придется забираться внутрь и отсоединять все эти нейросоединения с другого конца, по всему мозгу. Пока не сообразил, что можно просто оставить их in situ.
– А не будет ли побочных последствий от того, что вы их все оставили внутри?
– Нет. Они просто будут там лежать, инертные и безвредные. Как любой обрезанный провод. Там больше нет замкнутого контура, ничто по ним не идет.
Анестезиолог спросил у Руибаля и хирурга: – Вы готовы к тому, чтобы я сейчас ввел ему нейтрализатор?
Руибаль глубоко вздохнул. – Да. Будите его. Выясним, что же мы натворили.
Раздалось шипение пневмошприца; анестезиолог проследил за учащающимся дыханием Иллиана, затем по кивку хирурга убрал трубки у него изо рта и ослабил державшие голову фиксаторы. Краски начали понемногу возвращаться на бледное лицо Иллиана, с него спало абсолютно застывшее бессознательное выражение.
Карие глаза Иллиана распахнулись; его взгляд украдкой заметался с одного лица на другое. Он облизнул пересохшие губы.
– Майлз? –
У Майлза сердце на мгновение рухнуло куда-то вниз – так этот мгновенный ответ походил на начало всех бесед, которые он вел с Иллианом последние четыре дня. Но взгляд Иллиана, хоть и неуверенный, надежно задержался на физиономии Майлза.
Майлз протолкался вперед сквозь толпу медиков, уступавших ему дорогу. – Саймон, ты в операционной в штаб-квартире СБ. Твой чип эйдетической памяти непоправимо сломался. Мы только что его окончательно извлекли.
– А-а. – Иллиан нахмурился.
– Что последнее вы можете вспомнить, сэр? – спросил Руибаль, внимательно за ним наблюдавший.
– … вспомнить?.. – Иллиан поморщился. Его правая рука дернулась к виску, потом вперед, сжалась – и снова упала. – Я… Это как сон. – Он мгновение помолчал и добавил: – Как кошмар.
Майлз подумал, что это превосходная демонстрация ясного и правильного восприятия, хотя Руибаль и наморщил лоб.
– Кто, – продолжил Иллиан, – принял решение… об этом? – Смутный жест куда-то в сторону головы.
– Я, – признался Майлз. – Или точнее, я посоветовал Грегору, а он согласился.
– Еще бы. Грегор сделал тебя тут главным?
– Да. – Мысленно Майлз струхнул.
– Хорошо, – вздохнул Иллиан. Майлз перевел дыхание. Взгляд Иллиана сделался пристальнее. – А СБ? Что происходит? И сколько?..
– Сейчас твоим комм-пультом рулит генерал Гарош.
– Люка? А, отлично.
– У него все под контролем. Никаких больших кризисов, кроме как с тобой. Можешь отдыхать.
– Признаюсь, – пробормотал Иллиан, – я устал.
Выглядел он совершенно разбитым. – Не удивительно, – ответил Майлз. – Это длится вот уже три недели.
– Теперь – все… – Голос Иллиана делался тише, даже вопросительнее. Его рука снова шевельнулась в этом странном жесте возле лица, словно вызывая в памяти… словно пытаясь вызвать из памяти видео-картинку, которая никак не появлялась перед мысленным взором. Ладонь дернулась и снова сжалась; он чуть ли не с усилием опустил руку вдоль тела.
Тут невропатолог Руибаль вмешался и провел несколько первичных тестов; состояние здоровья Иллиана явно не показало ничего худшего, чем легкая головная и мышечная боль. Иллиан с некоторым замешательством оглядел свои сбитые костяшки пальцев, но не задал вопросов ни о них, ни об отметинах на запястьях. Когда его повезли обратно в палату, Майлз поплелся следом.
Когда Иллиана уложили в постель, Руибаль коротко рассказал Майлзу прямо в коридоре: – Как только его физическое состояние стабилизируется – то есть как только он поест, воспользуется туалетом и поспит – я начну комплекс психологических тестов когнитивной сферы.
– А как скоро он сможет… нет, думаю, еще рано об этом спрашивать, – заговорил Майлз. – Я собирался спросить, как скоро он сможет пойти домой. – В то место, которое служило Иллиану домом. Майлз вспомнил, как много лет назад сам какое-то время пожил в одной из этих лишенных окон квартирок для свидетелей несколькими этажами ниже, и внутренне содрогнулся.